По обе стороны правды. Власовское движение и отечественная коллаборация

Будучи главой воинского союза, Алексей фон Лампе не мог не знать, что набор русских беженцев в вермахт на должности переводчиков и разведчиков (отдел 1С) проводился через эмигрантские структуры. Отсюда такая на первый взгляд удивительная осведомленность генерал-майора. Следует, впрочем, отметить, что осведомленность на самом деле была относительной. Еще в марте — апреле 1941 года руководство абвера вело переговоры с лидерами ОУН о создании украинских разведывательно-диверсионных подразделений в составе германских войск (будущие батальоны «Роланд» и «Нахтигаль»)^{252}. Попытки сотрудничества, в преддверии ожидавшейся войны, предлагали Берлину и другие украинские националисты. При этом, как и в случае с фон Лампе, многие их проекты (меморандумы Скоропадского и правительства Гиренюка) отклонялись немцами^{253}. Отказ от проекта Павла Скоропадского, судя по всему, исходил от Гитлера. «Появился украинский гетман, который предложил нам свои услуги. Я сказал тогда: “Розенберг, чего вы ждете от этого человека?” — “О, он организует революцию”. Я сказал тогда: “В таком случае, он должен находиться в России”»^{254}.

Конечно, самозамкнутость большей части русской диаспоры (как, впрочем, и любой другой диаспоры зарубежья), ее ориентация на внутренние, национальные интересы (без учета целей и намерений других этносов бывшей империи), вероятнее всего, сделала появление подобных источников информации недоступными. Подобная тенденция, позволила Борису Николаевскому с иронией заметить, что изгнанники живут «изолированно друг от друга, почти как на разных планетах»^{255}.

Впрочем, тогда же, в марте 1941 года, вермахт произвел набор русских эмигрантов, свободно владевших немецким языком, в качестве переводчиков^{256}. Позднее, 8 июня 1941 года, была предпринята попытка создания антибольшевистского правительства с участием русских эмигрантов со стороны рейхсляйтера и главы гражданской администрации Генерал-губернаторства Ганса Франка, которую высшее руководство рейха отклонило^{257}. В итоге «не больше чем за неделю» до начала войны вербовка русских в армию стала широко известным фактом в кругах военной эмиграции^{258}.

Поэтому вызывает определенные сомнения утверждение «берлинца» Константина Кромиади о том, что известие о конфликте с Германией стало для него шоком, так как хотя слухи о войне «муссировались в обывательской среде… мы, русские эмигранты, этим слухам не предавали особого значения»^{259}.

Контакты с эмигрантами со стороны руководства Германии продолжились и позднее. В мемуарах (Bericht "uber mein Leben) ветерана Гражданской войны генерал-лейтенанта Петра Глазенапа[55] есть еще одно свидетельство, относящееся к лету 1941 года. «В начале восточного похода Кейтель от имени ОКВ обратился к нему (Глазенапу. — А. М.)[56] с вопросом, каким образом можно было бы вовлечь русские силы эмиграции в антибольшевистскую борьбу. Глазенап поставил условием:

а) русская национальная армия

б) русское национальное правительство

Кейтель ответил, что эти условия неприемлемы, в результате чего Глазенап отказался от участия в войне против России»^{260}.