По обе стороны правды. Власовское движение и отечественная коллаборация

Третий вопрос, на котором мы кардинально расходились — это было отношение РОА к Германии. Конечно, германская восточная политика была самоубийством. Это историческая правда, благодаря чему Германия проиграла войну. Наряду с этим я считал, что германская армия была нашим союзником, снабжавшим нас оружием, деньгами и военным снаряжением»^{421}. Интересно, что оценка министерства Розенберга совпадала со взглядами Сталина. Хольмстон-Смысловский вспоминал, как Власов «объяснял автору: когда начался Восточный поход, в Кремле возникла определенная нервозность. Но после того как руководитель Советского Союза, Иосиф Сталин, был проинформирован о том, что немцы проводят “самоубийственную политику” в оккупированных вермахтом областях — немецкие комиссары видят в русских “унтерменшей”, он сказал: ''Теперь можно спокойно продолжать войну с немцами. Они ее уже проиграли!''»^{422}.

Также фон Регенау не мог удовлетворять тот факт, что «войска Власова, в первую очередь, должны были служить целям пропаганды, чтобы разлагать боевой дух советских войск»^{423}.

Хольмстон-Смысловский подчеркивал: «мне казалось, и я твердо стоял на той точке зрения, что мы, русские офицеры, должны быть лояльными по отношению к германской армии до конца. И вот тут наш разговор перешел в ту драматическую стадию, которая, как оказалось потом, сделалась “началом всех начал”, то есть привела генерала к тем оперативным решениям, эпилогом коих был удар — совместно с чешскими партизанами — по отступающим немецким дивизиям и результат — освобождение Праги.

Победоносная советская армия находилась в это время в двух переходах от власовских полков. Доведенный моим упорством почти до бешенства, Андрей Андреевич воскликнул: “Это преступление, русскому думать так, как думаете вы!” В ответ на это я встал и холодно заметил, что осуждению подлежат не мысли, а совершенные действия. Я отдаю на суд истории этот трагический финал нашего третьего свидания. Больше мы с Власовым не встретились»^{424}.

Думается, в контексте подобных аргументов утверждение Кирилла Александрова, что Борис Смысловский «отказался от подчинения командованию частей КОНР, не получив удовлетворения собственных амбиций», представляется ошибочным^{425}. Вернее говорить о привнесении каждым «в идею вооруженной борьбы с коммунизмом своей индивидуальности», которая оказалась несовместима со взглядами потенциального союзника^{426}.

Одновременно факт неоднократных переговоров командующих, а также взаимная помощь в комплектовании и обучении личного состава опровергают и утверждения Хольмстона-Смысловского, изложенные в письме к Францу-Иосифу II, будто он не имел «ничего общего с Власовым или частями казаков»^{427}.

Впрочем, ко времени последней встречи основной целью главы 1-й РНА стало стремление спасти собственные кадры. Армия Хольмстона-Смысловского 23 января 1945 года отошла из района Бреслау к Дрездену. Штаб из-за постоянных бомбардировок часто не имел связи с передовыми частями. Вскоре чинам 1-й РНА пришлось вновь эвакуироваться, на этот раз в район Плауэн^{428}. Особенно мощным был один из налетов в начале апреля, когда отступавшие колонны армии недосчитались половины своего состава^{429}. 18 апреля генерал собрал военный совет и объявил о своем решении интернироваться. Местом первоначальной концентрации армии был избран Мемминген. Возможно, оттуда планировался путь на северо-запад с целью сдачи англичанам^{430}. Но в ситуации «полного паралича путей сообщения» и опасности гибели эшелонов было решено прорываться через перевалы Тироля^{431}. Судя по всему, решение Хольмстона-Смысловского было согласовано с его непосредственным начальником, главой отдела военной разведки «Иностранные армии Востока» полковником Герхардом Весселем, сменившим 9 апреля 1945 года на этом посту генерал-майора Рейнхарда Гелена, и его начальником штаба подполковником Германом Бауном. Баун выдал фон Регенау «Удостоверение служебного передвижения», согласно которому армия Хольмстона-Смысловского ведет «спешное служебное передвижение в секретных целях», а как часть, принадлежащая к армейской разведке, не может быть привлечена постоянно или временно к выполнению других заданий. Оно было действительно с 2 по 26 мая^{432}.

В эти дни имел место еще один телефонный разговор с Власовым из штаба ОКН, о котором позже вспоминал Хольмстон-Смысловский, предварительно подробно остановившись на обстановке, предшествовавшей беседе.