По обе стороны правды. Власовское движение и отечественная коллаборация

В мемуарной и исследовательской литературе есть разные версии лепельских переговоров. По свидетельству Редлиха, первый шаг сделал обер-бургомистр, но генерал в жесткой форме заявил: «Каминский мне подчиняется без всяких разговоров и переговоров. Я принимаю его в РОА вместе с бригадой. Каминский будет по-прежнему командовать, но под моим началом»^{634}.[130] Последнее подтверждал полковник Поздняков: «Попасть на прием к генералу не составляло труда, но только для простых людей и русских патриотов. Например, Каминский, несмотря на все свои домогания, так и не был принят… Я это знаю потому, что Каминский — через В. Алексеева — вел переговоры об аудиенции у Андрея Андреевича именно со мной (между прочим, Каминский никогда не встречался со мной)»^{635}. Данную версию разделяли Сергей Дробязко и Кирилл Александров^{636}.

В свою очередь Кашников вспоминал, как тогда же сказал командующему РОНА, «что большим авторитетом и популярностью пользуется Андрей Андреевич Власов, и что ему, Каминскому, следовало бы к Власову присоединиться, чтобы создать единую русскую антикоммунистическую армию». На это обер-бургомистр резко возразил, «я воюю здесь, кровь проливаю, а он там сидит в Далеме, пьет и с бабами возится (интересно, что даже до Лепеля дошли рассказы об особенностях бытового поведения Власова. — А. М)! Пусть он мне подчиняется, а не я ему»! Так ничего и не вышло. «Мои уговоры, примкнуть к Власову, оставались тщетными; к ним скорее прислушивался начальник разведки Капкаев (гауптштурмфюрер СС Фарид Капкаев. — А. М), человек политически более интересный, но скрытный»^{637}. Об отказе подчиняться Власову вспоминала и Мария Быстровская^{638}. В контексте воспоминаний Редлиха, вероятно, глава Локтя изменил свое мнение о Власове, а столь резкая отповедь в адрес командующего ВС КОНР была лишь хорошей миной при плохой игре.

В любом случае, по справедливому утверждению Юрия Денике, «фигура Власова имела большую притягательную силу, чем, например, фирма российской национал-социалистической партии», так как выступала в качестве признанного национального лидера^{639}.

Интересно, что начальник штаба власовской армии генерал-майор Федор Трухин в 1915–1916 годах учился на одном курсе юридического факультета Императорского Московского университета вместе с Константином Воскобойником, но, вероятно, этот факт его биографии не помог объединению коллаборантов^{640}.

Неприятие комбригом Власова проявилось и в мае 1943 года, когда в РОНА были введены нарукавные знаки различия. Офицер РОНА вспоминал, что «первоначально Каминский приказал нашить на рукава шевроны РОА. Однако на следующий день распорядился разработать собственный знак с аббревиатурой РОНА и Георгиевским крестом на черном фоне. Днем части был объявлен день Георгия Победоносца»^{641}.[131] В ВС КОНР Георгиевский крест, а точнее изображение святого великомученика Георгия, было лишь на знаке командующего армией — генерала Власова^{642}. Интересно, что, изменив символику, Каминский не отказался от изменения присяги. В РОНА до конца сохранялся стандартный текст присяги восточных добровольцев («Я, верный сын моей Родины, добровольно вступил в ряды Русской Освободительной Армии»)^{643}. Также в РОНА, по некоторым сведениям, использовался Андреевский флаг^{644} и ленты на головных уборах старших офицеров^{645}.

Перманентная ожесточенная борьба с партизанами и сложные отношения с альтернативными структурами коллаборантов не отменяли решения бытовых проблем. Помимо уже упоминавшихся напряженных отношений с местной администрацией, имели место конфликты и с жителями Лепеля, как, впрочем, и других городов, где поселились каминцы. Ведь нуждались в трудоустройстве и обеспечении примерно 11 000 гражданских, прибывших вместе с бойцами РОНА. Учитывая относительную дисциплину последних и отсутствие работы у беженцев из Локтя, не удивителен рост уголовных преступлений в регионе. Так в Лепеле была осуждена «гражданка Т., незамужняя, русская, из крестьян Орловской губернии», которая убила своего новорожденного ребенка, мотивировав преступление собственной «невежественностью и темнотой». В ходе трехдневного процесса (15–18 ноября 1943 г.) женщину приговорили к 5 годам тюрьмы^{646}. Не отставали от гражданских и военные. 15 сентября 1943 года сотрудник одной из районных управ Лепеля Николай П. писал своему начальству, что группа бойцов РОНА «ворвалась ночью в его дом» и потребовала водки. Получив отказ, «дважды выводила его с женой на улицу и имитировала расстрел»^{647}. Парадоксально, но, несмотря на враждебное отношение к каминцам, местная администрация выносила им и достаточно мягкие приговоры. В ноябре 1943 года один из локотян был задержан местными полицейскими при попытке кражи лесоматериалов из лепельской городской ветеринарной больницы. «Обвиняемый на суд не явился, вместо него пришел отец, боец РОНА, который признал вину сына». Последний отделался штрафом в 100 рублей^{648}.