По обе стороны стены

Правда, самые интересные у меня отобрали. Да, просто взяли и отобрали пленку. Долго не могли открыть аппарат, но открыли и забрали. И где? Не на таможне, не на границе (это меня удивило бы, но не так уж, чтоб слишком), а в музее Сальватора Дали, в Фигерос. Нельзя и точка - вот и объявление висит! Все мои пламенные ссылки на сходство с КГБ ("Виктор Платонович, не унижайтесь!") не возымели никакого действия - прекрасные снимки с чудачествами прославленного мастера, которыми я мог порадовать друзей из Союза, непроявленными были брошены в корзину.

Я обиделся, купил новую пленку и злорадно отснял мусорное ведро под мраморной уличной дощечкой "Площадь Гали и Сальватора Дали"...

13

Есть люди, которые с детства любят ковыряться в будильниках, разбирать замки, возиться с разными колесиками, винтиками, не расстаются с отвертками, стамесками, гаечными ключами. Мне всё это было чуждо. Я любил путешествия. И до сих пор мне кажется это самым интересным.

Так начинается вступление "от автора" к книге "Путешествия в разных измерениях", выпущенной "Советским писателем" через пять лет после опубликования в "Новом мире" моих злосчастных очерков об Италии и Америке.

Дальше идет рассказ о юности, рюкзаках и Эльбрусах, а за ним другой:

"В войну я несколько охладел к пешему хождению, но к путешествиям нет. Будь у меня возможность, время и деньги, я б подобно Меркурию, богу не только торговли, но и путешест-вий, объездил бы весь земной шар... Что может быть интереснее?"

Сейчас - это уже не из вступления - возможность и время появились (с деньгами, правда, не так уж густо), и я с радостью отдал себя во власть Меркурия.

За четыре года изгнаннической жизни я побывал в восемнадцати странах. Из европейских (по сю сторону Стены) не был только в Португалии, Дании, Ирландии и Люксембурге.

О границах уже говорил. Не замечаешь. То, что ты в Германии, определяешь по увиденному на какой-нибудь станции черно-желто-красному флагу, да entree превращается вдруг в Eingang. Вот и всё.

О свобода передвижения! Подобно Катону с его Карфагеном, я готов каждую свою речь не только кончать, но и начинать с этого восклицания!

Свобода передвижения!

Суслов хвастался Светлане Аллилуевой тем, что никто из членов его семьи не был за границей - просто не интересуются. Ну и семейка, подумал я. А сколько раз мне говорили: "Что вы всё за границу рветесь? Мало вам Советского Союза? Жизни не хватит, чтоб весь его объездить..." Что ответишь? Живи Миклухо-Маклай не при проклятом царизме, а сейчас, ему, наверное, то же самое сказали бы: "Дались вам эти папуасы... Своих эвенков, что ли, не хватает?"

Весь мир (капиталистический!) на колесах, на крыльях, с рюкзаками за спиной. Летят, едут, идут, взбираются, купаются, ныряют, щелкают фотоаппаратами направо и налево, изнывают в музеях, храпят в палатках, сидят друг у друга на шее в бесчисленных кемпингах, рискуя взлететь на воздух (мы проезжали мимо того самого Лос-Альфакес, где взорвалась цистерна с газом протан-бутаном - словами не опишешь, черным-черно, всё сгорело!)...

Мир на колесах! Хотят видеть, знать, расширять. И среди этого моря, затопившего всю Европу, загорелых, потных и свободных людей, жалким островком промелькнет сплоченный коллективчик наших, советских. То в Лувре их увидишь, то на Пер-Лашез, то в том самом "Тати", где колготки по карману. И всегда озирающиеся, ищущие друг друга. Был и я когда-то таким. Знаю. "Не позже одиннадцати! Не опаздывать! Не рассредстачиваться!" Не!.. Не!.. Не!.. Кругом провокации!

Свобода передвижения!

Свобода выбрать то место, где ты хочешь жить... Свобода возвращения.

Всю жизнь я мечтал жить в Париже. Почему? А чёрт его знает, почему. Нравится мне этот город. Хочу в нем жить! (Ей-Богу ж, советская власть сделала мне неоценимый подарок, предос-тавив мне эту возможность.) И я в нем живу. И мне нравится. Прижился. Позади, далеко уже позади дни, когда я говорил себе: "Вика, остановись! Ведь перед тобой Эйфелева башня! Ты понимаешь - Эйфелева башня, Тур Эфель?.. А там вот Лувр, внутри Джоконда, Венера Милос-ская, можешь зайти, посмотреть, всего пять франков... Понимаешь ты это или нет? Париж! Ты в Париже!" Всё это уже позади. (А в Толедо еще говорил, и в Мадриде, Севилье, Кордове...)

Больше того, он стал своим городом. Я возвращаюсь в него, как домой.

И, как в свое время возвращаясь из дальних путешествий в свой родной Киев, я замечал, с радостью или огорчением, все новшества, все появившиеся или убранные киоски, выросшие дома, посаженные деревья, перенесенные остановки, я огорчаюсь или радуюсь теперь всем новшествам здесь, в Париже, в моем девятом округе, на моей улице...