По образу и подобию

Халька вернулась поздно. И не одна. Они притащили несколько ящиков на гравиплатформе. Поставили у стенки, подошли к Митре, что-то оживлённо обсуждали. Алёна смотрела на ящики, и они ей не нравились. Внезапно она заметила эмблему. «Орущий орёл» *на крышке верхнего ящика! Чёрт. А так ли уж ни за что всю эту милую компанию преследует закон?! Девочка прижала ладони к щекам. Контракт с профессором Ольмезовским внезапно показался ей пушистой милотой. И чего убежала, спрашивается?! От этих так просто не убежишь. Здесь не Факультет Паранормальной Медицины.

Эмблема Вооружённых Сил Федерации Стран Северо-Восточного Региона.

— На, — Халька сунула ей в руку завёрнутое в капустный лист мясо. — Ешь…

Алёна кивнула, надкусила угощение. Есть не хотелось, наоборот, слегка подташнивало. Халька проследила взгляд подруги.

— Ненавижу телепатов, — сказала она, сжимая кулаки. — Ненавижу! Давить гадов…

На кулаке её вспыхнуло вишнёвое пламя. Алёна поглядела на халькин огонь и оставила при себе свои мысли насчёт старших Мальсаговых. Вспомнилось, как подруга реагировала на правду о тайне зачатия, на правду, доставлявшую ей боль. Полное неприятие и дичайшая агрессия. И здесь будет ровно всё то же самое, стоит только заикнуться о том, что, возможно, старшие Мальсаговы на самом деле были виновны… Только здесь не поезд монорелься. В двери не выскочишь.

— Ты думаешь, нам правду говорят? По ТВ и прочему? Да как же, сейчас прямо! Враньё, всё враньё! Они хотят управлять нами. Все они. Телепаты! — последнее слово Халька выговорила совсем уже безумно, даже глаза выкатились. — Только, знаешь, нечего плясать под их дудку, вот честное слово, совсем нечего!

Алёна вспомнила высших телепатов, Олега Ольгердовича и Филиппа Снежина. Не выглядели они теми, кто упивается властью над лишёнными телепатической паранормы! Один — увлечённый своей работой учёный, второй — военный… И оба неплохие, в общем-то, люди. Чтобы они — рвались упиваться властью?

— Что молчишь? — агрессивно спросила Мальсагова. — Или я не права?

— Халя, — дрогнувшим голосом сказала Алёна, — я вообще-то из больницы…

Как же ей было страшно, кто бы знал. От фанатизма Мальсаговой страшно. От того же Митры, поглядывавшего в их сторону, страшно. От того, что угодила в гнездо подпольщиков, готовящих что-то жуткое, может быть, теракт. Теракты иногда случались на территориях Северо-Восточного Региона, но никогда — в Нижнем Городе. Однако же, «никогда раньше» вовсе не означает «никогда в будущем», так?

«Я должна их остановить, — думала Алёна. — Или остановить или предупредить…

Но как? О господи…»

— А. Хреново тебе всё ещё, да? — Халька сбавила тон, проявила сочувствие. — Ну, пошли, присядем вон та…

Всё, что случилось в дальнейшем, Алёна не смогла забыть никогда. Каждый раз вспоминала до мельчайшей секунды, с болезненной маниакальностью терзая себя за то, что не сумела, не предотвратила, не смогла, не, чёрт раздери, успела! Просто не успела!

За входной дверью что-то гулко хлопнуло, и время словно остановило свой бег. Медленно, как в дурном кино, дверь завалило вперёд, и пока она падала — медленно медленно! — через неё, не дожидаясь, пока она упадёт окончательно, пошли солдаты в тяжёлой броне. Народ заметался по комнате, хватая оружие, началась стрельба. Солдаты вскинули руки и с их кулаков рванулось грозно гудящее пламя.

Алёна окаменела, не в силах пошевелиться. Впервые она видела со стороны слаженную атаку пирокинетиков, не учебную, а самую настоящую боевую. «У них приказ уничтожить! — поняла Алёна. — Им не нужны живые!» Краем глаза она заметила Митру — поганец тихонько отступал, внимательно следя за атакующими, выискивая момент, чтобы сбежать! И тут вперёд метнулась Халька.

Огонь на огонь, ярость на силу, но что может противопоставить четырнадцатилетняя девочка профессиональному солдату в броне? Ничего.

Алёна смотрела, как Халька падает — медленно-медленно — уже не живая.

Приказ уничтожить… И словно со стороны — свой собственный тонкий крик:

— Убийцы! Сволочи! Гады!

Гулко хлопнуло, разбрызгивая вишнёвые сполохи. Это Митра ушёл через гиперструну…

— Халька-а!

Халька молчала. И лежала так неподвижно, как никогда не лежат живые. На животе, подломив руку. Волосы — чёрной волной по грязному полу. А главное, крови не видно ни капли. При фатальных ожогах крови не бывает почти…

Потом, вспоминая, Алёна с ужасом поймёт, что осталась в живых только потому, что даже не попыталась зажечь огонь своей паранормы. Просто-напросто не подумала об атаке. Не атака занимала её, а подруга, которая, казалось, ещё жила, которой, казалось, ещё можно было помочь. Но голова Мальсаговой откинулась под рукой Алёны в сторону, глухо стукнув затылком о пол. Обожжённое застывшие лицо и глаза, глядевшие в никуда, впечатались в память на всю жизнь.

Алёну ухватили за ворот, поднимая на ноги, а она выла совсем уже нечто нечленораздельное, цепляясь за подругу, не желая отпускать её, не желая верить.

— Ты! — прямо в ухе раздался грозный рык. — Что! Здесь! Делаешь!