По образу и подобию

— Да что ты мне рассказываешь? Я пробовала, характер у меня неподходящий для этой работы. В три дня сцепилась с хозяйкой и вылетела. Да я бы и сама не осталась, не по мне это. А потом еще дети… Не умею я с ними, не люблю, писк, визг, мокрота…

Я смотрел на нее с удивлением. Вот это уровень откровенности, то врет, а то… Но думал я совсем о другом, я думал о маленьких детях, что это такое… Как их любят и как к ним привязываются? Неужели когда-нибудь это чувство может коснуться и меня? Какое оно, на что похоже? Это было для меня тайной за семью печатями. Раньше я думал своими глупыми самонадеянными мозгами совсем как Ксения: что в них хорошего? Ведь они еще не совсем и люди, ничего не знают, ничего не понимают, что там еще из них получится? Сколько я помнил себя, я всегда мечтал скорее вырасти, всегда тянулся к старшим, это так понятно. И все мои друзья и знакомые, у которых были дети, вечно были озабочены, куда их деть, устроить, с кем их оставить. Дети были забота, проблема, помеха — все что угодно, но — чувства! А ведь они должны быть, я-то сам на них рассчитывал, опирался. Я злился на Ксению. Пожалуй, лучше бы уж она опять соврала, все-таки женщина, не любящая детей, — это что-то противоестественное, это тоже признак катастрофы, крушения общества. Ну ее к черту, эту Ксению. Нет, придется все-таки завтра, наверное, снова звонить Симе и просить денег. От этого мне никуда не деться.

Но звонить мне не пришлось, Сима позвонила сама. И снова голос ее на том конце провода был таинственный и лукавый. Или я все это придумал потом? Сима сказала:

— Жора! Ну как ты, живой? А я уж себя кляну, что вот накинулась на тебя ни с того ни с сего.

— Да нет, я в порядке, — промямлил я, собираясь с духом.

— Ну вот и слава богу. Ты еще-то ко мне заедешь, может, завтра?

— Заеду, конечно, у меня к вам тоже одно маленькое дельце есть. Мне, тетушка, деньги нужны, вот какие дела. Взаймы. Мы с Марго вам и так должны, я знаю, но эти я отдам раньше…

— Да не в счетах дело, Жора, сколько тебе надо-то, много?

— Много, рублей пятьсот или хоть четыреста…

— Ах ты досада какая, ведь были же у меня деньги, были, почти две тысячи, так я их в том месяце Валечке отдала, ему открытка на машину пришла, он и собирал, пока продаст старую. Я ему позвоню. Может, уж и продал. Или ты сам?

— Лучше бы вы. А кто это такой? — спросил я без надежды и интереса.

— Валечка?

— Ну да, кто такой Валечка?

— Так это же твой брат…

— Какой брат?

— Обыкновенный, родной. Ох и достанется мне от Маргариты, да чего уж там теперь! У тебя, Жора, родной брат есть, Валентин Луганцев. А ты и не знал. Открывай глаза-то, давно пора.

Я закрыл глаза. Что за день сегодня! Безумный день. Отец, брат… Откуда у меня мог взяться родной брат? Значит, отец был женат еще раз. Или не женат? Какая разница! А я-то все слушал про мальчика на берегу моря. А мальчик тот вырос пятьдесят лет назад и много чего успел, вот брат у меня какой-то оказался. Старше он или моложе меня, этот брат, кто он такой? Почему я ничего не знаю? Как могла Марго, какое имела право!.. Я с трудом перевел дух.

— Вы извините меня, тетушка, лучше я приеду завтра, хорошо?

Я положил трубку, побрел на кухню и погасил свет. Не мог я сейчас ни с кем говорить, никого видеть. Я был уже не тот, кем представлял себя вчера, я был совершенно чужой себе человек — Георгий Александрович Луганцев, от этого можно было сойти с ума.

ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ

Утром я влетел к Симе все такой же ошалелый.

— Послушайте, тетушка, что это вы за игру со мной затеяли — каждый раз по близкому родственнику? Лучше давайте-ка все сразу, а то я взбешусь. Кто там еще на очереди?

— Никого, ты успокойся, Жора, близких родственников больше нет, а до дальних какое тебе дело? Да и Валечку я тебе не навязывала, ты сам про деньги спросил. Не хочешь — и не езди к нему, Валечка такой человек — не всякий его поймет. Может, он тебе и не понравится, тем более что… Знаешь, ты ему не верь сразу, любит он на себя туману напускать. А вообще не знаю, смотри сам, чтобы меня потом не винил. Как хочешь, так и поступай…

— Легко сказать — как хочешь! Да разве я по своей воле в эту кашу влез? Знать бы было — я бы зажмурился, уши заткнул и — деру, да теперь поздно уже, теперь мне подавайте всю правду разом.

— А это ты, Жора, брось. Ничего я тебе не должна, ничего подавать не буду.

— Ну, тетушка! Ну я же по-доброму вас прошу!

— А по-доброму, так бери адрес и езжай, вот я тебе его на бумажку выписала, — она смотрела на меня агрессивно, с вызовом.