По образу и подобию

А вскоре после этого я женился на женщине, которую знал сто лет, потому что мы работали рядом, в соседних лабораториях. Я женился по горячей любви. Теперь я просто не могу себе представить, как я мог когда-то совершенно не замечать ее, не обращать на нее внимания, но, увы, это было так, я смотрел и не видел, не понимал, не прозревал, что вот же мы с этой женщиной все чувствуем и понимаем не одинаково, нет, но как-то в лад, в унисон. И вместе нам так легко, и празднично, и интересно. И больше не было у меня сомнений и колебаний — только она, и навсегда, до конца наших дней. Потому что, если бы я даже нашел сотню женщин красивее, или умнее, или соблазнительнее ее, это все равно ничего бы не меняло, она оставалась бы главнее, первее, словно это я сам, часть меня, а я — ее часть. Никогда прежде я этого не чувствовал, даже с Лилькой не было такого, не было. С Лилькой все шло из головы. А потом я ревновал ее, привык властвовать и не желал отдавать того, что считал своим. Словом, все это была суета. И только теперь я впервые в жизни готов был меньше жить собою и больше ею. Какая моя жена? Она одного со мною роста крупная, даже тяжеловатая, у нее светло-зеленые, как крыжовины, веселые глаза, волосы, свернутые на затылке в шиш, светло-русого, золотого, медового цвета, а улыбка детского чистого рта просто опаляет меня радостью. Зовут ее Женя, и она всего на два года моложе меня. У Жени есть сын Алеша пяти лет, замужем она никогда не была. Вот с этого, наверное, все и началось, с Алеши и с ее мнимого одиночества, потому что на самом деле одинокой быть она органически не умеет. А кроме того, у нее большая прекрасная семья, в которую я потом вошел с огромной охотой. Но тогда я ничего этого еще не знал, и одна только мысль о ребенке, не нужном его отцу, повернула, взбудоражила все мои чувства. Мне казалось, взяв его под свое покровительство, я каким-то таинственным способом хотя бы отчасти искуплю вину моего отца передо мной и свою невольную вину перед моей новорожденной, оторванной от меня дочерью. Все это было умозрительно и смутно, но тем не менее вдвойне повлекло меня к Жене. Я жаждал искупления. Но в реальной жизни все было лучше, проще и неожиданней. После первой же нашей вылазки в кино я уже знал, что самое лучшее, что могло случиться в моей жизни, уже случилось и я хочу как можно скорее жениться на ней, чтобы кто-нибудь ненароком не увел ее у меня из-под носа. И Женя тоже откликнулась на мой энтузиазм легко и открыто, мы поняли друг друга сразу, с полуслова. Было лето. В выходной Женя решительно повезла меня на садовый участок, где наслаждалась жизнью вся ее семья, и представила меня в качестве жениха. Я видел, как затряслись губы у ее отца.

— Доча, — сказал он с ужасом, — да на кой черт он тебе сдался? Разве тебе плохо с нами?

Женя засмеялась и сказала решительно:

— Так вот, чтобы всем и все сразу было ясно, я его люблю, понимаете? Я хочу за него замуж, действительно хочу, и нечего тут поднимать переполох.

— Да ты просто сексуально озабоченная личность, — удивилась мать.

— В моем возрасте это отчасти простительно.

Приковыляла с огорода старая нянька Катя. После ранней смерти Жениной бабушки она воспитывала еще Женину мать, потом саму Женю, потом Алешку, три поколения этой семьи. Сокрушенно поджав рот, она уставилась на меня ярко-голубыми старческими глазками:

— Этот, што ль, жених-то? Да чего же он у тебя такой ледащий? Нет, сомневаюсь, чегой-то не то для нашей-то девки!

Так они все хором издевались надо мною, а я почему-то не верил им и все воспринимал как веселую шутку и замирал от грядущего своего счастья. Тут впервые я увидел и Алешку. Светленький, круглолицый, курносый, он был совсем не похож на Женю, разве что в глазах горел такой же задорный, храбрый огонек, но мне и этого было довольно, чтобы уже не в мечтах, а на самом деле от всей души потянуться к этому маленькому жизнерадостному существу, всеми любимому и еще не успевшему сделать тех горьких открытий, которые достались на мою долю. Но Женя и тут повела себя со свойственной ей устрашающей прямотой.

— Вот, — сказала она Алеше, — этого дядьку я выбрала тебе в отцы. Ты как, не возражаешь?

Ребенок осмотрел меня критически, но и без неприязни.

— Ничего, — вынес он наконец свой вердикт, — женитесь, если вам надо. А машина у тебя есть?

— Нет.

— Жалко. Возил бы нас всех на участок, а то опять на электричке трястись.

— Теща, — взмолился Женин отец, — да убери ты его, ради бога, отсюда!

Но, вывернувшись из рук бабы Кати, Алешка еще успел выкрикнуть:

— А подарок-то хоть привез?

Я торопливо тащил из портфеля какого-то дурацкого заводного человечка, самую дорогую игрушку, которую нашел в магазине. Но Алешка был ко мне снисходителен, схватил чудище, завизжал от радости и умчался.

— Язык как бритва, — сияя сказала бабка Катя и потрусила за ним по дорожке, за калитку, на лужайку, к большой березе, за которой начинался болотистый, кочковатый, уходящий к далекому лесу луг, самое просторное место во всем поселке.