По осени

-- Я пастырь! -- говорил он уже строго, -- вы к моему приходу приписаны. И не могу я вас оставить без напутствия при сем удобном случае. Не за деньгами же я сюда приехал только... О духовной пользе вашей я пекусь, непрестанно думаю о вас, заблудшие дети церкви, ибо в сем долг мой перед Богом и государством. Под единым Богом живем мы и под единым орлом. Зачем же рознь сия извечная, овец христовых разделяющая? Ведь кто-нибудь неправ же, кто-нибудь заблуждается же... или вы, или мы. И, стало быть, кому-нибудь из нас гореть придется в огне неугасающем, идеже червь точит и не устает... А посему приглашаю вас в день воскресный приехать к нам в Макарьевну, дабы обсудить сие на диспуте всенародном!

Едва сказал он это, как снова бурный, злой шум поднялся среди стариков.

-- Не надо, не хотим! -- кричали они, -- доколе не оставят нас в покое... доколе теснить будут!

-- Или слова истины боитесь? -- насмешливо сказал батюшка.

Пергаментный старик выступил вперед,

-- Нет, -- сказал он сурово, -- слова истины мы не боимся, ибо оно дороже алмазов самоцветных. Но боимся мы слов табашных из табашных уст!

Батюшка поднялся над столом.

-- А хочешь, -- крикнул он с гневом, -- протокол я составлю за слова такие?!

Старик положил на труд и бороду пергаментную руку.

-- Пострадать, -- глухо вскричал он, -- всегда готов!

Шум вырос за ним в бурю криков.

-- И мы готовы! Мы все готовы!

В воздух поднимались руки как бы в клятве, старики надвигались к столу.

Но тут вступился Двоеданов.

-- Мироныч, не надо ссоры... успокойтесь, старики, -- сказал он примирительно, -- а ты, святой отец, не гневайся. Не хотим мы на твой диспут ехать. А почему, ты и сам хорошо знаешь.

-- Боитесь? -- вызывающе усмехнулся батюшка.

-- Нет, не то... а только у нас старики эти ваши диспуты зовут капканами. А кому же охота в капкан-то лезть? Вспомни-ка сам, что последний раз было... по зиме прошлой? Священных слов было меньше сказано, чем бранных. Вот его, отца нашего... начетчика, -- указал он на Мироныча, -- христопродавцем обозвали! А когда уходили мы, сам церковный староста вслед с крыльца три слова крикнул... три слова... а слова-то знаешь какие?!

Толпа зашумела.

-- Самые табашные! У нас на селе уж не услышишь таких.

-- Какие? -- спросил батюшка.

Но почему-то потупился.

-- Матерные! -- тихо пояснил Двоеданов, -- и на это никониане твои не возмутились, а улюлюкать начали вслед. Уж от таких диспутов избавь, отец.

Наступила тишина.

Только слышно было, как дождь шумел за окном.

Двоеданов добавил совсем тихо.

-- Есть тебе польза от нас... и оставь нас. А за злые слова прости...

Батюшка опустил руку в карман, вздохнул и примирительно махнул другой рукою,

-- Прощаю... что уж.

Старики разошлись.

Духовные собрались и уехали, усевшись на свои тяжело нагруженные подводы. После их отъезда старик Двоеданов молча собрал с подноса стаканы, блюдечки, вышел во двор и со звоном разбил их о камни. Потом, вернувшись в комнату, приказал снохе:

-- Мойте избу!

----------------------------------------------------

Первая публикация: журнал "Пробуждение" No 15, 1913 г.

Исходник здесь:Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.