По ошибке (СИ)

Люси думала об этом всю дорогу до дома. Леви говорила о поддержке и понимании, а Мавис о честности. Неужели, поддержка, понимание и честность – три кита, на которых держатся здоровые счастливые отношения. Люси задумалась, переходя дорогу. Во всех ее отношениях так или иначе присутствовала симпатия. Она никогда не встречалась с людьми, которые ей были безразличны. И за последние годы только отношения с Локи были основаны на честности, понимании и поддержке, но и этого оказалось недостаточно. Может быть, она не была создана для отношений, и любовь просто не была прописана в ее истории? А может, она еще не нашла нужного человека?

Хотя где-то на периферии сознания она понимала, что нашла. Но потеряла.

Словно вторя голосу в голове, по улицам Нью-Йорка раскатом прокатился грохот грома, и в одночасье крупные капли дождя ливнем упали на город. Люси раздраженно выругалась, прикрыв голову сумочкой, и ускорила шаг.

Манхэттен – огромный живой организм со своими правилами и порядками. Следуй им, и твоя жизнь будет представлять кадры из «Секса в большом городе». Люси была ребенком Манхэттена. Она выросла на Верхнем Ист-Сайде в квартире с двумя уровнями, окнами, выходящими на Эмпайер Стейт Билдинг и двумя горничными, которые часто угощали ее вкусной выпечкой. Она знала жестокие правила игры, и прекрасно осознавала, что жизнь, царившая в корпоративном мире Нью-Йорка была безжалостна, и Люси с самого детства жила по правилам, которые устанавливал этот город.

Пробуждение в полшестого утра, чтобы успеть на пробежку по Центральному парку под громкую музыку в наушниках; заготовленная с вечера одежда и пара дежурных фраз, которые должны прозвучать в разговоре с коллегами; кредитки, разложенные по разным карманам и пара баксов наличкой для таксиста и мелочь, предназначавшаяся для кофе. Истинный нью-йоркец должен забежать перед работой в кофейню за горячим напитком и легким перекусом в виде упакованных в бумажный пакет бубликов, круассанов или любой другой выпечки. Нью-Йорк не признавал слабость и вежливость, и нагло влезть в чужое такси было в порядке вещей, а носить шарфик от «Prada» и сумочку от Луи Витона – визитной карточкой, говорившей о тебе достаточно, чтобы человек понял, к какому именно классу ты принадлежишь.

А еще было одно простое правило, которое каждый житель Нью-Йорка должен был зарубить себе на носу: всегда, при любых обстоятельствах носить с собой газовый баллончик, карту Лас-Вегаса и зонтик. И Люси пренебрегла последним правилом, поплатившись за это испорченной прической, промокшим пальто и, наверняка катастрофическим макияжем.

Люси ворвалась в холл дома, мокрая и злая, кивнула Мередит, которая, спокойно орудуя спицами, смотрела какой-то сериал, и решительно вошла в лифт, сыплясь проклятиями в сторону дождя, начальника, который ее задержал, и гребанного зонтика, который она забыла в прихожей.

Последние пару недель Люси казалось, что удача послала ее на все четыре стороны, и если до этого у нее была какая-то непонятная темно-серая полоса, то сейчас она сменилась чернотой Vantablack*.

Человек может долго копить в себе переживания. Капля за каплей, стискивая зубы, держать идеальную маску на лице. И какой-то незначительный пустяк может оказаться последней каплей в чаше терпения.

Последней каплей Люси стал внезапный ливень.

Облокотившись о зеркальную стену лифта, смотря за закрывающимися дверцами, Люси со всей силы ударила по стене, позволив себе разрыдаться. Сильно, навзрыд, до боли впиваясь ногтями в ладони и чувствуя подступавший к горлу ком. Казалось, все те слезы, которые она копила годами, вырвались наружу, и ей, наконец, хотелось освободиться.

Неожиданно в тонкую расщелину почти закрывшегося лифта втиснулся носок кожаных мокасин, и в следующее мгновение внутрь ворвался мокрый до нитки парень, который пробормотал извинения, проклиная дождь, и нажал на кнопку нужного ему этажа. Стоя у противоположной стены лифта, чувствуя резко прекратившиеся рыдания, с мокрыми от слез щеками и покрасневшими глазами, абсолютно мокрая и только что испытавшая сильнейший эмоциональный взрыв, Люси ошарашенно смотрела на мокрую розовую макушку Нацу, который, кажется, не узнал ее. Она впервые увидела его с того дня, когда он захлопнул дверь, и сейчас его внезапное появление именно тогда, когда она меньше всего хотела его видеть, подняло в ней волну гнева. Самого настоящего, подобного раскаленной лаве, он обрушился на нее в один миг, и Люси решительно оттолкнула Нацу, со злостью нажав кнопку экстренной остановки лифта.

- Что вы делае…? – возмущенно начал Нацу, но тут же замолк, когда Люси обернулась, и он понял, кто именно стоял перед ним. Он посмотрел в ее глаза, и, казалось, будто тут же отметил каждую деталь: от заплаканных глаз до мокрого пальто. – Люси?

- Да, Люси, - звенящим от злости голоса процедила Хартфилия. Глаза Нацу забегали по кабине лифта, словно ища пути отступления, но Люси не собиралась давать ему даже шанса на побег.