По осколкам

Вернуться к матери? Нет, ни за что! Несмотря на то, что этот ребёнок зачат от подонка, я не могу пожелать ему той жизни, которой жила я все эти годы. Взвалить всё на Риту я тоже не могу. Это неправильно. У неё только всё наладилось. У меня нет человека, кому я была бы нужна, и кому нужен был бы этот ребёнок. Да и о чём вообще речь, он ведь даже мне не нужен.

Как же больно от этого всего. Грудную клетку сдавливает, раздирает от боли, обиды, усталости, унижений. Мне больно и никому не понять насколько. Внутри всё умерло. Осталась только боль: всепожирающая, уничтожающая, с ужасающей скоростью разгоняющая по венам усталость от всего и всех. Это не жизнь. Всё это – не жизнь. Некому помочь, некому сказать: «Ты сильная, встань, иди, ты справишься!». И даже если бы и сказали, сейчас я бы только рассмеялась в ответ. С того злополучного вечера начался мой путь вниз, меня словно прокляли, и боль− теперь моя постоянная соседка.

Дышать больно, словно разрывает изнутри. Не могу больше так, не хочу так. Не хочу быть обузой для Риты. Все свои восемнадцать лет была обузой для своей матери. Знаю это чувство, достаточно глубоко его прочувствовала, до самых костей. Оно наполняет тебя жалостью и ничтожностью, убеждает тебя в том, что ты – ноль, ты – никто, ты – отброс.

Нет больше сил барахтаться и пытаться выплыть, несмотря ни на что. Не могу, устала. Я больше не хочу быть сильной, молчать, сжимая от любой боли зубы. Я хочу кричать, я слабая. Я признаю, что я ничего не стою…

Горло сжимают спазмы. Слезы всё текут по щекам, я их почти не замечаю. Прохожу через комнату к окну, еле переставляя затекшие от долго сидения ноги. Распахиваю створки старой рамы. Перегибаюсь через подоконник, пытаюсь вдохнуть свежий воздух, смотрю вниз. Высоко, шестой этаж. Люди снуют, словно муравьи. Вдалеке молодая пара на скамейке. Возле входа в общежитие стоит весёлая компания. Шум, смех, визг и хохот девчонок.

Беззаботные, они не знают, что такое боль. А я знаю. И не хочу её чувствовать больше. Встаю на подоконник ногами, смотрю вниз. Всего один шаг и боль утихнет. Больше ничего не будет: ни слёз, ни унижений, ни жалости, ни высокомерных взглядов одногруппниц, оценивающих мой внешний, непрезентабельный по их меркам, вид. Ничего не будет, кроме тишины и умиротворения. Всего один шаг, и не нужно будет делать выбор между своей более-менее сносной жизнью и жизнью ещё не родившегося ребенка. Пелена слёз застилает взгляд. Вдох. Я готова, и уже поднимаю ногу, чтобы сделать решающий шаг, но кто-то сзади хватает меня за толстовку и стягивает с подоконника на пол. Не успеваю открыть глаза, как щёку обжигает звонкая пощечина.

– Ты совсем с катушек съехала?! – Ритка кричит так громко, что режет слух. Закрываю уши руками и утыкаюсь лбом в колени. Она со стуком закрывает окно, всё кричит и кричит на меня. В какой-то момент просто дергает на себя, ставит на ноги и из ковшика выплескивает воду мне прямо в лицо. От перепада температуры и неожиданности я хватаю ртом воздух, словно рыба. Закашливаюсь, снова тошнит. Успеваю дойти только до раковины, как меня рвёт. Рита всё это время стоит рядом со мной, ждёт. Когда тошнота, наконец, отступает, умываюсь.

– А теперь объяснись, – голос Риты обманчиво спокойный. Опираюсь руками о край раковины, опустив голову.

– Я беременна, – бросаю взгляд на Ритку, наблюдая, как она вся подбирается, натягивается, словно струна, и молчит. Встаёт со стула, вытаскивает из сумки помятый листок и протягивает мне. Телеграмма. Читаю. Только прочитанное никак не отзывается внутри. Совсем.

– Ань, я уже позвонила тете Тане, − Рита нарушает повисшую тишину. Тетя Таня была соседкой матери по подъезду.

– Что она сказала? – мой голос бесцветный и ничего не выражающий.

– Что её убили, четыре ножевых. Нашли вчера за гаражами. Завтра похороны.

– Собаке собачья смерть, – сминаю в руках листок.

– Так нельзя говорить. Она же твоя мать. Пусть и плохая, но мать.

– Плевать.

– Ты поедешь на похороны?

– Нет, хватит с меня похорон в этом году.

– Ты точно уверена, что не хочешь поехать?

– Уверена, – раздеваюсь и ложусь в кровать, повернувшись лицом к стене. Ритка больше не задает никаких вопросов, просто молчит, как и я, но весь вечер не выходит из комнаты. Да и последующие дни почти не отходит от меня, постоянно проверяя, где я и всё ли со мной в порядке. Я ей благодарна за это. Стыдно признаться, но мне в тот момент нужна была её забота и поддержка.

Глава 7

Наши дни

Сколько я так простояла на балконе, не знаю. Воспоминания снова затянули меня в свой тёмный омут, наполненный гадкими чертями. Прошлое не отпускало, въелось в подкорку, разнеслось по венам, словно вирус. Пачка сигарет почти опустела, а руки замерзли. Необходимо идти в кровать и постараться поспать. Осталось всего пару часов до утра.