Основателя зовут Уташ. Она часто подавляет зевки. По видимости, я и мои приключения ее не очень-то интересуют. Взгляд ее туманится. Кажется, ее потревожили, чтобы она помогла разобраться с моим состоянием, и теперь она только и мечтает куда-нибудь прислонить свою черноволосую голову и доспать в тени и покое.
Ее Мастер, Гвэт, совсем еще девчонка, немногим старше Сатс. Она все время ерзает на коврике и дергает себя то за спутанные рыжеватые кудряшки, то за манжеты большой рабочей куртки. Мне хочется думать, что она изнывает не от любопытства и не пристанет с расспросами.
Но ее все-таки тянет попробовать.
На вопрос, почему я одна и где мой Мастер, отвечаю, что я за ним иду, но по пути случилась неудачная встреча, и я очень благодарна, что они меня заметили и вылечили. Я даже не вру.
— Трудно было тебя не заметить, — хмыкает Гвэт и принимается нервно и торопливо чистить ногти. — Тебя швырнуло прямиком в нашу палатку.
— Прямиком? — удивляюсь я.
Оборачиваясь назад, к углу — до него далеко! — потом смотрю на палатку у костра.
Уташ зевает:
— Преувеличивает. Развалила бы… Гвэт на треск высунулась. Ты во-он те два ствола проломила, — она неопределенно ведет острым подбородком, словно не знает, где находятся те два ствола.
Мастер подхватывает и сыпет словами, что не два, а четыре, потому что треснутый тоже надо считать, и вовсе она не преувеличивает, а вон там меня нашли ночью, но только к рассвету ее стараниями, которые полезнее указаний самой Уташ будут, выяснилось, что я в живых все-таки останусь, а до этого решили, мне совсем конец, но что делать с мертвой, они боялись даже думать, не то чтобы обсуждать.
Встряхиваю загудевшей головой, разгоняя этот поток сбивчивых слов. Обводя взглядом блестящий лес, залитый мягким желтым светом Большой, палатку и костер, спрашиваю:
— Давно вы тут?
— Да вот как Уташ переклинило, так и сидим. — Гвэт раздраженно качает головой и дергает себя за манжеты, сначала за левый, потом за правый. — Уже поворотов десять наберется.
— Долго. Чего ждете?
— Здесь может быть искаженное… — звучит тягучий голос Уташ.
Прислушиваюсь, но уши мои ничего не улавливают ни вблизи, ни подальше. Глубоко вдыхаю для верности: стонет в ребрах сзади, хрипит в легких, но я чувствую себя почти отлично.
— Здесь все в порядке, — говорю я осторожно и поворачиваюсь к Уташ; та отвратительно знакомыми медленными движениями лезет за пазуху, достает плоскую коробочку и, с усилием перевалившись вперед, тянет из костра обугленную палку.
— Я тоже ей говорю, что нет тут нам работы и не было, зря вообще пришли, но она как оглохла, — тарахтит Гвэт, набирая возмущение. — Ей-то что! Это ж мне пришлось палатку строить, огород собирать и его торопить, потому что кто нас тут кормить будет и чем, — она бодро тычет по сторонам, ее пухлые бледные руки мелькают в полосатых тенях. — Я и к местным хожу, меняюсь с ними, они неплохо развиты, рукастые, но мы для них никто, никакого чудовища здесь не видели никогда, поэтому как им объяснить, что нам надо силы восстановить после работы, когда и работы нет, и выдать за эту работу нечего. Пришлось вот самой искать, все растить, но я ж не все различаю, набор для меня не совсем понятный, но никаких указаний, что можно, что не нужно, так в итоге уже три раза отравились, а этой все едино!
Прикурив, Уташ прячется обратно в тень навеса.
— Что едино? — спрашиваю я, упустив мысль.
— А что ей? Она дымом своим надышится и сидит потом целый поворот, ждет, когда вокруг нее…
Уташ молча курит. Ее явно не волнует разошедшийся Мастер, хотя говорят, что если в Мастерах закипает их ворчливая кровь, то можно слушать претензии и брюзжания до угасания Большой звезды.
— Почему не уходите дальше? — спрашиваю я строго.
— Здесь может быть искаженное, — вяло произносит Уташ; изо рта ее льется серый дымок.
Гвэт всплескивает руками и закатывает глаза, красноречиво показывая, что она обо всем этом думает.
Мне остается только вздохнуть:
— Это очень хорошо, Гвэт, что ты не бросаешь своего Основателя в трудное время, поддерживаешь, заботишься. Когда защищаешь кого-то, когда отвечаешь за него, тогда становишься сильнее. Но тебе нелегко, ты молода. Почему вы не уходите на Первый за помощью или советом? — спрашиваю я, внутренне сжимаясь от своего лицемерия. Предлагать кому-то искать спасения там, откуда сама едва спаслась, не очень-то красиво, но мне надо разобраться.
Снова резкий взмах, возмущенней прежних, и новая трескотня:
— Пробовала я ее туда утащить. Да толку… Она дорогу нормально показать не может. Недавно мозги у нее прояснились, я твержу — давай, на выход. Вытащила в переход, пару шагов сделали, да и то едва не сносит, ее ж шатает. Понимаю, что вроде она меня на Первый привела, он же недалеко болтается, это сейчас не видно, а так иной ночью полнеба перегородит, светится пятном возле центра, ну, там, где…
— Не отвлекайся.