По осколкам (СИ)

Можно было бы обойти этот холм, вздыхаю я. Но окидываю взглядом обширные зеленые склоны и понимаю, что в обход брела бы до вечера.

Холм плавно скатывается к неширокой речке — ее ниточка поблескивает вдалеке. Справа у подножья холма примечаю старую дорогу. Она изрядно заросла травой, но все равно это дорога, даже проглядывают кое-где желтые песчаные колеи. Дорога взбирается на выгнутый мост, на другом берегу теряется в тростниковых зарослях. Дальше выныривает из тростника и уползает между двумя невысокими холмами. За ними, помню, долина. А там уже и поселение.

Я дойду раньше, чем опустятся убийственные сумерки.

Мне кажется, что я бесконечно долго бреду по спуску к мосту: Малая уже изрядно подвинулась и теперь греет мне затылок. Жарко. Под ногу попадается чья-то норка — едва не вывихиваю лодыжку. Надо быть внимательней.

Дохожу до моста, останавливаюсь, упираюсь ладонями в колени, переводя дух.

Мост — длинную арку из камней и глины — когда-то построили на совесть. Потом забросили, как и все на этой половине осколка. Теперь на мосту хозяйничают ветер и вода: сухой лишайник сверху, зеленый мох снизу. А ведь раньше здесь ходили люди, катились повозки, у моста даже было свое имя…

Прежде чем перейти мост, спускаюсь по песчаному берегу к воде. Ноги мои, ушедшие в песок по щиколотки, приятно холодит, пока я, наклонившись, горстями черпаю прозрачную воду и жадно пью. Я бы выпила всю реку, если бы это восстановило мои силы. Вода не режет рот, эта речка замечательно чиста.

На перила моста слетает воробей. Он смотрит на меня настороженно, готовый в любой миг вспорхнуть, но несколько коротких прыжков ко мне по камням все же делает, любопытный.

Помнится, среди наших гулял слух, будто животные и птицы чуют нас, улавливают в нашей природе что-то такое, что тогда назвалось «флюидо-энергический потоковый заряд». Но не прижилось громоздкое, непонятное название, а потом и про животных забыли.

Может, зря? Может, надо вспомнить про их чутье, присмотреться?

Я недавно говорила о перераспределении силы среди разумных, а ведь наверняка предстоит искать эти перераспределения. Да, на Первом есть аппараты, которые проверяют, фиксируют показатели. Но закрывшийся Первый теперь как малышня, стащившая диск с пугающей голограммой про ураганы: сами не смотрят, потому что не на чем, и другие не могут поучиться смотреть в вихрях — не на чем.

А мне теперь с помощью чего высматривать эти перераспределения и новые очаги? С помощью животных?

Ладно, еще вернусь к этой мысли, когда дойдет до разборок с Первым. А сейчас — только Сатс. Мне бы дотянуться, услышать, что вокруг нее.

Пытаюсь перенести слух, но в ушах шумит, перед глазами расплываются золотые пятна — нет, не могу, не хватает сил.

Встряхнувшись и напоследок плеснув себе в лицо водой, выбираюсь на каменный мост. Воробей не улетает, поглядывает на меня с опаской.

Протягиваю к нему руку: пройтись бы ласково кончиком пальца по мягким перышкам, чтобы не пугался!

Воробей пол-вдоха смотрит на меня, на руку. Потом подпрыгивает, взмывает вверх — и вот уже не разглядишь пеструю точку на склоне холма.

Оставляя мокрые следы на нагретых камнях, пересекаю мост и попадаю в тростник. Он захватил весь этот берег, едва-едва угадывается старая дорога.

Продираюсь вперед, стараясь не терять направления. Ноги разъезжаются на скользком иле, норовят угодить в коварные ямки, уронить меня в мелководье. Пальцы больно сдавливает, когда поперек ступней натягивается трава. Душно. Я вся взмокла, сверху на меня снова сыпется какой-то пух. Слышится шелест сухих стеблей. Кажется, будто это обитатели зарослей хихикают надо мной, неуклюжей.

— Да хватит уже! — вскрикиваю я, выдергиваю ноги из травяного капкана и с раздражением отшвыриваю тростник правой рукой.

Будто закончив испытывать меня на прочность, заросли тут же расступаются и открывают дорогу, полную больших луж.

Устало опускаю голову и выдыхаю, глядя в землю под ногами:

— Все. Измотал. Травил, давил, топил… Дай мне забрать свое и спокойно уйти.

Осколок молчит. Как ему и полагается. Хочется думать, будто он так показывает, что не станет больше громоздить мне ловушки и препятствия.

Я волочусь через лужи. Широкие обхожу, по мелким шлепаю напрямик. Заодно ноги отмоются от прилипшей грязи. Тростник без ветра не шевелится, замер, как строй охранников: дай приказ — бросятся.

У прохода между холмами лужи кончаются. Склоны холмов по обе стороны дороги укреплены большими плоскими камнями. Сотня быстрых шагов мне дорогого стоит — сбивается дыхание и накатывает жажда. Зато передо мной открывается пологая равнина — последняя, до самого города.

Я останавливаюсь, опершись рукой на мшистый камень укрепления. Смотрю на далекую линию маленьких домов окраины, на высовывающиеся, словно мыши из норок, крыши двухэтажных домов второго ряда. Черной иглой виднеется башня — тонюсенькая.

Пробую снова дотянуться до Сатс, дать ей знать, что я вернулась… Но в ответ опять ударяет по ушам болью, пелена опускается на глаза.