По осколкам (СИ)

С меня сдувается весь гнев, словно пыль сильным ветром — ему же нельзя двигаться! что ж я?!

Не успеваю что-нибудь сделать, как он издает низкий горловой звук. Ладонь вдруг становится мокрой. С затухающим стоном он напряженно выгибается и, скользнув ногтями по моему лбу, заваливается на спину.

— Плохо? Больно? — вскидываюсь я.

Молчит. Голова запрокинута, рот сохранил оскал.

В животе у меня проваливается от холодного страха. Нельзя, чтобы я не уберегла еще и его!

— Нет! Не смей!

Взвиваюсь на колени. Руки мои дрожат, шарят по его лицу, груди, цепляются за складки рубахи. Тянутся к месту перелома в спине, но не достать.

Не соображая, что я делаю и правильно ли, обнимаю Т, просовываю руки ему по бокам, протискиваюсь ближе к позвоночнику.

Где этот перелом? Где?

Глаза слезятся — не вижу ничего, хоть пытаюсь щуриться. Пальцы сами находят место у ребер. Оно кусает меня, будто гонит.

Вцепляюсь, сдавливаю плотное острое место и мелко-мелко перетираю кончиками пальцев. Режет так, словно битое стекло руками крошу. Наверное, в кровь, ну и пусть — пусть! — лишь бы разрушить убивающую его боль. Прижать, придушить дрянь!

Дыхание Т становится ровнее и глубже.

Вышло, получилось!

Расслабляюсь и убираю руки, потом вытираю пот со лба. Этот жест усталости и задумчивости вызывает неожиданную мысль: бывает, что разрушать не жутко и не совестно, особенно если разрушаешь боль.

Над дымной стеной прямо передо мной высовывается странный обломок. Я не сразу успеваю понять, что он развернут поверхностью от меня. Он ползет, надвигаясь жуткой развороченной пирамидой, увеличиваясь, распухая. Огромный полукруглый кусок заполняет маленькое небо, колючками выступают обломанные конструкции.

Взгляд мой мечется, не может ни за что зацепиться. Впервые вижу внутренности… внутреннего мира и смотрю, затаив дыхание. Остаток пирамиды похож на кусок слоеного пирога, криво объеденный суетливыми крысами. Тень нашего обломка медленно двигается по нему. Обнажившиеся темные полости ловят слабый свет звезды, чтобы потом вылезти из-под черной тени и выставить напоказ металлические иглы, торчащие с укором — вот сюда взгляните! что с нами сделали!

Когда первое впечатление схлынуло, пристальней вглядываюсь в детали. Центральный стержень собран из десятков золотистых сфер, соединенных черными цилиндрами. К стержню сходятся тонкие полоски этажей. Кое-где этажи прерываются обширными секторами из маленьких ячеек, и от них лучами расходятся загадочные длинные шахты-трубы.

Пустые жилища, где когда-то жили такие, как я. Замершие механизмы, где хранили свет, взятый у Малой.

Меня пронзает желание вернуться туда, где жили мои предки, пусть даже никто уже не знает их имен. «Незачем смотреть назад дальше матери», — так нас учили на Первом. Как же много у нас отобрали!

Обломок неторопливо доплывает до середины неба. Мне представилось, что сейчас он опустится и закроет этот маленький мирок, как крышка бочку.

Если бы он опустился! Я бы поднялась в башне до самой крыши, а оттуда бы перебралась на него.

Я хочу туда. Хочу на внутреннюю сторону. Хочу тронуть стены непонятных залов, этажей, шахт. Уронить что-нибудь, открыть, закрыть, подвигать. Хочу, чтобы там все ожило. Пусть я не умею ничего создавать или чинить, пусть я только разрушала и губила, но ведь то, к чему я пришла, — тоже результат. Разве я не могу его использовать? Если узнать, как его применить… там ведь есть что разрушить. Разметать тишину пирамиды, сломать неподвижность таинственных механизмов, нарушить сон мега единиц мощи…

— …и мега единиц знания, — шепчу я обломку, висящему у меня над головой. — Ну конечно. 200038-ой! Главный накопитель Основателей и Библиотека!

Потом добавляю:

— Да, Т. Я ошибалась, а ты был прав, когда говорил про знания. Конечно, у нас ничего не получалось! Ходили, смотрели, слушали и руками махали. Думали, умеем.

Он молчит.

— У меня есть куда обратиться за знанием. Есть! И я обращусь! Говорили, что на Библиотеку нет дороги. Говорили, говорили — много чего говорили наши Старшие. Но разве кто-то проверял?!

Молчит.

Бедолага. Ведь он едва жив, не слышит меня, а я, захваченная новой целью, забыла, что разговариваю с тем, кто без сознания. Совсем забыла!

Опускаю руку ему на грудь — гулко бьется, и от этих ударов чувствую в руке силу. Я в себе теперь только силу и чувствую.

— Я сделаю, как ты указал. Но не совсем точно. Может, и хорошо, что ты меня не слышишь. Потому что я не брошусь бегать по твоим землям и считать, сколько живых осталось… Нет, этим займутся другие. Я найду их на 15-ом. Если повезет и меня выбросит к ним на угол, то найду сразу. Если не повезет, буду заходить снова и снова, пока не выбросит куда надо. И уже они вернутся сюда. Ты можешь быть спокоен за своих людей. Уташ и Гвэт — меткий ум и доброе сердце — две пары умелых рук, они позаботятся о твоих людях и останутся приглядывать за ними… А я через 15-ый… Сначала поем… Если бы ты знал, какие там куры! Я попрошу Гвэт прихватить для твоих, пусть тоже разводят.