По острию любви

Это известие стало для нее громом среди ясного неба — мир словно смазался, звуки стихли. Инга чувствовала себя замороженной рыбой — ни сказать, ни сделать что-то не могла. Даже зарыдать. Единственным всплеском эмоций стала ее стычка с Асей. А потом — полное равнодушие к миру и слезы облегчения после результатов операции. Надрывные нестихаемые рыдания. Впервые за долгие годы.

Еще шаг — и она оказалась в собственном кабинете, где показывать свои эмоции было равносильно смерти. Как хорошо, что до окончания рабочего дня осталось всего двадцать минут. Переждать их, пережить. А потом уже оценивать, что она натворила. Хотя сожаления не было.

Разблокировала компьютер. Поправила несколько абзацев текста. Послала краткое сообщение Глебу с просьбой забрать ее с работы. Все действия какие-то машинальные, на границе осознания. И уж тем более не сразу услышала вопросы коллег.

— Инга, ты домой идешь? — уже, видимо, не в первый раз спросил Вениамин. — Да что с тобой сегодня?

— Все в порядке, — отрезала Лаврецкая. — Да, иду.

Она собралась за какие-то доли секунды — так хотелось ей покинуть рабочее место. Уже у лифта она столкнулась с Ярославом. Предсказуемо, но он старался с ней не встречаться взглядом. Тем не менее предложил:

— Тебя подвезти?

Досчитала до пяти и обратно прежде, чем ответить:

— Спасибо, Ярослав Андреевич, не стоит. Я уже большая девочка, меня можно выпускать к окружающим. Постараюсь их не покалечить. А теперь извините, мне пора, — и она развернулась. К черту лифт. По лестнице дойдет. Ей нужно успокоиться. Если Строганов сейчас ляпнет что-то еще, она его просто прибьет. Так что на сегодня все. Завтра, может, она и начнет с новыми силами бросаться на абордаж крепости. Но сегодня эмоций слишком много.

— Инга, — приличный и добропорядочный начальник программистов схватил ее за запястье. — Послушай… Нам надо поговорить.

«Мне надо прочитать тебе очередную нотацию», — это будет куда вернее. Нет уж. Обойдется.

Спешащий домой народ то и дело на них косился, но Ярослав этого словно не замечал.

— Я думаю, мы на сегодня уже с избытком наговорились, — посмотрела ему девушка прямо в глаза, решив тоже забить на косые взгляды коллег. — Так что давай на сегодня перестанем порождать сплетни. Отпусти. И запомни, пожалуйста, ты за меня не отвечаешь.

— Инга!

Поединок длился недолго — отпустил. Осторожный шаг назад — пока не передумала, в надежде, что до него что-то дошло. Он, конечно, очень наблюдательный — с другими. В том, что касается его самого Ярослав тот еще жираф. И олень. Ничего, рога тоже можно спилить. Не сразу, потихоньку. Уж точно не топором мясника. Поэтому лучше постепенно доносить. Она и так уже чуть ли не плакат для тормоза нарисовала.

— Пока, Ярослав, — нейтрально пожелала Инга. — Хорошего тебе вечера.

Полное имя ржавым гвоздем по стеклу пробежалось по коже Строганова. Он всегда был Яром, Яриком, на худой конец Ярослав Андреевич. Полное имя из уст Лаврецкой казалось каким-то чужим. Да и сама она — отстраненной, будто не целовала его еще каких-то полчаса назад в кабинете. Да уж, правильно он хотел ей сказать, что ничего не выйдет из этого. Завтра скажет.

Девушка ушла, а Ярослав в задумчивости подошел к окну и увидел, как она садиться в знакомую машину. Что за черт? Опять? Кому из них и что он непонятно объяснил?

Инге Лаврецкой его объяснения были глубоко и полностью безразличны. Слишком долго в ней капля за каплей копилось это состояние. И вот сосуд был переполнен, и было неизвестно, что из него хлынет — серная кислота или буря в стакане. Пожалуй, все-таки буря. Или гроза. Во всяком случае Глеб увидел на лице своей пассажирки выражение, не предвещающее ничего хорошего.

— Инга, что произошло? — такой подругу он не видел еще никогда. Злая, раздраженная, но при этом в глазах такое отчаяние, что хочется еще раз кому-то в глаз дать.

— Поехали отсюда, — не глядя на него, ответила Инга и с каким-то надломом в голосе приказала. — Быстрее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Машина сорвалась с места. Лаврецкая с силой потерла виски, словно стараясь избавиться от головной боли. Добилась лишь того, что долго сдерживаемая влага крупными слезами покатилась по щекам. Мельком взглянувший на подругу Глеб это заметил. И испугался.

— Инга? — его голос был непривычно нерешительным, а сам вечный балагур до ужаса серьезным.

— Увези меня отсюда. Куда угодно, без разницы, мне плевать.

Больше вопросов он не задавал, лишь открыл бардачок и протянул пачку бумажных платков. Слова здесь и не были нужны. Главное выплеснуть все напряжение, что узкой пружиной свернулось где-то в районе живота. Всю свою обиду и боль. И наутро начать день с чистого листа.

Инга даже не посмотрела, куда привез ее друг — просто шла за ним практически вслепую. Сквозь пелену слез видела лишь какую-то лестницу. Очнулась уже в квартире у Глеба. Машинально разувшись, прошла вслед за ним на кухню, плюхнулась на стул. Истерика постепенно стала сходить на нет.