По острию ножа

Чеченец был ловок и силен, но приемами самбо, в которых долго совершенствовался Иван, не владел. Это дало Овсиенко определенное преимущество. Он схватил противника за левую руку и, сделав вид, что падает, с силой рванул ее на себя, тут же вывернув за спину. Чеченец взвыл от боли и успел, покачнувшись, двинуть Ивана коленом в пах. Изо рта чеченца отвратительно пахло, так что Овсиенко почувствовал приступ тошноты.

Но бойцу все же удалось свалить противника. До остальных боевиков, бегущих в сторону мостков, оставалось еще несколько десятков метров. И тут Ивана озарило: если мостки нельзя защитить, то ведь их можно сбросить — это даст отряду выигрыш времени, пусть совсем небольшой. Он нагнулся, схватился за сколоченные доски, приподнял их и швырнул на дно канавы.

И тут же пронзительная боль охватила тело: в грудь ударила пуля. Овсиенко мог бы поклясться, что это стреляли не бегущие боевики. Пуля прилетела откуда-то издали, но выстрел был явно прицельным. Хорошо, что на нем, как положено, был бронежилет, иначе — конец.

Но винтовка, из которой стреляли, была, видать, сильного боя, прямое попадание контузило Овсиенко. Он свалился в канаву и потерял сознание…

Отряд развернулся быстро, в считанные минуты.

А по окнам школы уже били чеченские гранатометы, тоже заранее наведенные боевиками. Гранаты влетали в пустые глазницы окон и звонко лопались, словно перезрелые арбузы.

Майор Геращенко, как и остальные, в эти страшные минуты не думал о смертельной опасности. Он бросился в бывшую учительскую, из которой осуществлялась радиосвязь с командованием. Им в это время владела только одна мысль: связаться с руководством, сообщить о ЧП.

Кабинеты, кабинеты… Классы, классы, классы… Зачем столько классов? А пустым школьным коридорам, казалось, не будет конца, они напоминали лабиринт, в котором бегущий непременно запутается.

Но вот, наконец, и учительская — на самом последнем этаже. Майор рывком открыл дверь, вскочил в комнату. Едкий дым, плававший в комнате, застилал глаза, выворачивал слезы. Геращенко включил фонарик, пошарил по помещению лучом.

Радист лежал на спине, раскинув руки. Его остекленевший взгляд был устремлен в бесконечность. Тело было еще теплым. Майор послушал пульс — тот не прощупывался.

Он бросился к рации. Увы, она не работала. Геращенко тут же установил причину. Одна из пуль — а может, это был осколок гранатомета — попала в аккумулятор и вдребезги разбила его. Отсюда, по всей видимости, и был едкий запах в учительской.

Рация вышла из строя.

Итак, отряд ОМОНа был теперь отрезан от внешнего мира и отныне мог полагаться только на собственные силы.

Начальник отряда боевиков не привык отсиживаться в тылу. Чего-чего, но храбрости, пусть безрассудной и бесшабашной, ему было не занимать. Он шел на лагерь ОМОНа во главе одной из штурмовых групп, на которые загодя разбил свой отряд.

Вырвавшийся вперед боевик корчился в предсмертных судорогах — русский медведь в смертельной схватке сломал ему позвоночник.

— Пристрели… меня… — прохрипел боевик, остановив безумный от сумасшедшей боли взгляд на командире отряда. Тот достал из-за пояса кинжал и, точным ударом направив его в сердце боевика, прекратил его мучения.

Рядом, на дне канавы, неподвижно валялся виновник его гибели, кряжистый ОМОНовец Иван Овсиенко.

«Молодцы снайперши! Бьют метко, не зря чеченский хлеб едят», — подумал командир отряда. Он, как и остальные боевики, принял контуженного Овсиенко за труп.

Сопротивление дозорных сломлено. Во много раз превосходящие силы противника подавили его. Однако погибшие и взятые в плен сумели выполнить свою миссию — они дали возможность развернуться и вступить в бой основным силам.

На это чеченский начальник не рассчитывал. Теперь уже явно не он диктует условия боя.

Сражению, кажется, не будет конца. Но оно, поначалу общее, разбилось на короткие поединки, растеклось ручейками, словно переполнившееся озеро.

Постепенно, однако, кольцо чеченцев вокруг здания школы сжимается. ОМОНовцы, поначалу рассредоточившиеся по территории учебного лагеря, все более прижимаются к стенам здания. Сказывается не только превосходство террористов в живой силе, но и новейшее оружие, которое имеется у чеченцев.

Да и снайперская группа по приказу начальника покинула свои укрытия и подтянулась поближе — чеченцы на руках перенесли их через вырытую канаву и молодые женщины, выбрав удобные позиции, принялись, как им и положено, уничтожать живую силу противника, ловя сражающихся милиционеров в перекрестья оптических прицелов.

Не все были в бронежилетах, и урон огонь снайперов наносил немалый.

Майор отдал приказ:

— Войти в здание. Забаррикадировать дверь. Рассредоточиться по классам и отбивать чеченцев.

На этот ход у чеченского командира отыскался сильный контрдовод: у него было две новейшие пушки с клеймом одной из западноевропейских стран. На вид это были обычные гранатометы, которые имелись на вооружении и у русских частей, однако стреляли они кумулятивными снарядами.