По остывшим следам

– Так и происходит, – подтвердил поляк. – Потому-то положение этого храбреца самое опасное. Он ближе всех к зверю и очень его злит. И первым делом лев хочет избавиться от него. Когда зверь поворачивается, другие воины атакуют его своими копьями. Пытаются помешать. Иногда это удается, иногда нет… А человек сзади не может защищаться, у него руки заняты! Кандидаты в меломбуки гибнут десятками. Или становятся калеками, если повезет. Когда лев раздражен, не знает, от кого отбиваться, от того, кто сзади, или от тех, кто спереди, масаи атакуют его разом. Это невиданное зрелище, апофеоз человеческой храбрости. Вы не поверите, Алексей Николаевич: всадив в зверя копье, они бросаются на льва с кинжалами. С кинжалами – на льва! Я вот тигров убиваю из ружья шестисотого калибра[47] с расстояния тридцати-сорока саженей. Мне, да и всем другим охотникам и в голову не придет вступить с хищником в рукопашную схватку. А масаи считают ружейную охоту скучной. Им подавай кровь, рубку, бой со зверем глаза в глаза.

– Зачем это туземцам?

– Таковы их представления о чести. Им надо испытать себя по высшему разряду. С огромным риском погибнуть.

– Не понимаю… – пробормотал Алексей Николаевич. – Мы считаем того же лорда Раффа храбрецом. Ведь даже охотник с ружьем идет на огромный риск. А тут на льва с кинжалом…

– А теперь представьте, Алексей Николаевич, человека, который удержал льва за хвост четыре раза.

Лыкова передернуло:

– Я бы с одного раза помер от страха.

– А он выдержал четыре боя, в которых ему чудом удалось остаться в живых. Такой человек и называется меломбуки. Это первый среди моранов.

– Среди кого? – не понял сыщик.

– Среди моранов – воинов племени масаи. Так вот, меломбуки будто былинные герои, но притом они живые люди. По словам лорда Раффа, носителей этого самого, возможно, редкого титула в мире никогда не бывает больше трех-четырех человек одновременно. То есть по пальцам пересчитать. Они окружены огромной заслуженной славой. Каждый понимает: вот храбрец из храбрецов. Никому в голову не придет грозить такому или перечить…

– Да, меломбуки уже нечем запугать, – согласился Алексей Николаевич.

– Именно так. Лорд Рафф сообщил мне, что эти удивительные люди исповедуют особенный мистицизм. По неписаному закону, воин, получивший звание меломбуки, должен быть готов драться с любым живым существом на земле.

Лыков помолчал, обдумывая слова поляка. Свой мистицизм – что это значит? Потом до него дошло:

– Я правильно вас понял, Михаил Иванович? Меломбуки уже не совсем люди. У них возникает особая форма сумасшествия, мания величия человека, которому не с кем сразиться. И они ищут битвы уже с потусторонними силами, с дьяволом.

– Да они сами становятся дьяволами! Поскольку масаи – мужественные люди, первое по храбрости племя в Африке, там это не страшно. Но вот в дьяволы пролез европеец. Человек беспринципный, злой. Безмерно злой.

– Погодите-ка, дайте сообразить. Ваш Иван Иванович Иванов, он же Сайтани, он же Василий Поповский – меломбуки.

– Да.

– Он вам сам признался?

– Да. Когда между нами был «медовый месяц».

– И в чем проявлялась его, так сказать, меломбукость?

– Догадываетесь, в чем. В невообразимом, совершенно удивительном, нечеловеческом бесстрашии. Он и на леопарда ходил с кинжалом.

– Убил?

– Убил.

– Но… Михаил Иванович, это же невозможно!

– А он убил. Сам был весь израненный, но, как потом выяснилось, не сильно. А зверю сердце пробил клинком. Мне хотелось глаза протереть, когда он притащил шкуру, а за ним кровавый след по земле…

– Так. Бесстрашие. Что еще? Жестокость?

– Да, Алексей Николаевич, такая же невообразимая жестокость. Я назначил Сайтани начальником охраны своего заповедного полуострова. Думал, он отвадит всех непрошеных гостей. И он отвадил. Так, что зловещая слава этого человека до сих пор отпугивает от моих земель все живое…

– Убивал?

– Направо и налево, правых и виноватых. Хунхузов ладно, их не жалко. Так он и мирных китайцев резал почем зря. И беглых русских каторжников, и дезертиров, и диких золотоискателей-горбачей, и искателей женьшеня. Я знать не знал, поверьте!

Лыков не поверил. Как можно оставаться в неведении, когда вокруг такое? Просто тогда это Янковского устраивало. А теперь, когда головорез убежал, он пытается обелить себя.

– Как относилась к подобным делам ваша семья?

– Всем нравилось, что в нашем лесу стало тихо и безопасно.

– А другие охранники, подчиненные Сайтани?

– Я половину уволил, а другие ушли сами, – с запинкой ответил поляк.

– По своей воле? То есть им не по нраву пришлись новые методы?

– И черт с ними. Меломбуки один стоил десятерых. И обходился сам. Просто, когда что-то случалось: хунхузы появились, или браконьеры, – он шел туда. А потом возвращался.

– И ни хунхузов, ни браконьеров?

– Именно.

– И жалоб никаких не поступало?

– А некому было жаловаться, Алексей Николаевич, – просто ответил Янковский. – Тайга, там все концы в воду.

– М-да. Вы же сами его и распустили. Сняли с хищника намордник.

Поляк вздохнул:

– Ваше обвинение справедливо. Впрочем, я за это был наказан.