По полянам и болотам. Повесть о войне с семинолами

При виде этой сцены люди у трактира разразилась хохотом и оскорбительными насмешками. Когда Коакучи, убедившись в том, что его пес действительно мертв, медленно поднялся на ноги, Салано с издевкой крикнул:

– Как там твоя шавка, инджун?

В следующий миг он дернулся назад с криком ужаса, когда молодой индеец подскочил к нему с горящим от ярости лицом и прошипел сквозь зубы:

– Твое сердце будет вырвано из груди за то, что ты сделал! Коакучи клянется в этом!

Даже когда он говорил, пистолет в руке Салано был направлен ему в голову, и лицо его обожгла вспышка выстрела, и пуля просвистела над его головой, не причинив ему вреда. Молодой человек, только что появившийся здесь, ударил снизу по руке убийцы, воскликнув:

– Ты спятил, Салано?

Потом, обратившись к Коакучи, он добавил:

– Уходи отсюда, от греха подальше. Этот человек напился и не понимает, что творит. Я прослежу, чтобы тебе не навредили.

Не сказав ни слова, но внимательно посмотрев на лицо говорившего, словно стараясь запечатлеть его в памяти, молодой индеец развернулся и быстро пошел прочь.

Он не отошел от города и на милю, и шел медленно, опустив голову, поглощенный горькими мыслями, когда его размышления были прерваны топотом копыт за спиной. Повернувшись, он увидел двух всадников, приближавшихся к нему. Одновременно он заметил еще двоих, обошедших его сквозь густые заросли по обеим сторонам дороги и оказавшихся перед ним, таким образом отрезав ему все пути к спасению. Он мог бы скрыться в зарослях и за несколько минут ускользнуть от преследователей, и, будь с ним его верное ружье, он бы так и сделал. Но он был безоружен, и преследователи об этом знали – они легко могли его выследить и застрелить, ничем не рискуя, если у них было бы такое намерение.

Поэтому Коакучи продолжил спокойно идти, словно он не был объектом преследования для четырех всадников. Он хотел бы оказаться как можно ближе к своим людям, чтобы можно было позвать их, но до них было еще около двух миль, и на таком расстоянии его голоса они бы не услышали. Так что, делая вид что не подозревает о погоне или не обращает на нее внимания, он продолжал идти, пока всадники, бывшие сзади, не нагнали его. Когда они были рядом, один из них приказал ему остановиться.

Коакучи подчинился и повернулся, снова оказавшись лицом к лицу с Фонтани Салано, который совсем недавно едва не лишил его жизни.

Глава

VII

Коакучи в руках белых негодяев

Когда молодой вождь, повинуясь грубой команде, повернул лицо, то оказалось, что он находится под прицелом ружья, которое держит его злейший враг. В этот момент он понял, что находится на краю гибели и ожидал, что будет застрелен прямо сейчас – столь злобным было выражение лица белого. Все же, призвав на помощь все свое самообладание, что в минуты опасности так помогает всем индейцам, он ничем не выдал своих чувств. Он только спросил:

– Почему Коакучи должен останавливаться по команде белого?

– Потому что, Коакучи, если таково твое дурацкое имя, белый человек так решил, и потому, что он хочет увидеть твой пропуск, – с насмешкой ответил Салано.

Тем временем приблизились другие всадники, и двое из них, спешившись, теперь стояли по бокам от молодого индейца. По кивку своего предводителя эти двое схватили его и моментально связали руки у него за спиной. Даже сейчас Коакучи еще мог вырваться от них и дернулся, пытаясь освободиться, но туту у него мелькнула мысль о том, что это именно то, чего ожидают враги как повода его убить, поэтому он не стал сопротивляться и спокойно дал себя связать.

Тут же на лице Салано появилась тень разочарования, он шепотом выругался. Дело было в том, что он, испугавшись угрозы Коакучи расправиться с ним в отместку за Ал-Уи, жестоко им убитого, он решил, не откладывая, расправиться с этим опасным юношей, и начал приводить свой замысел в действие. Он рассчитал, что его жертва попытается бежать или по крайней мере окажет сопротивление. В любом случае он сможет его застрелить безо всякого сожаления, а потом сможет оправдаться на том основании, что индеец нарушил закон, только что принятый законодательным собранием Флориды, за чем он, как мировой судья, обязан следить.

Теперь, раз уж этот план провалился, он решил пойти на крайние меры.

– Так значит, инджун, пропуска у тебя нет, верно? А ты ходишь по этой стране, угрожаешь жизни белых людей, и только Господу ведомо, что еще тебе заблагорассудится, – сказал он. – А теперь послушай вот это.

Говоря это, белый достал из кармана бумагу и прочел следующее: