По понедельникам чудес не бывает

Дело даже не в числе новых раковых заболеваний. В Америке рака, считай, на треть больше, особенно кожи. Как сказал мне один дерматолог: «Поставишь ему диагноз «рак кожи», и он сразу начнет баксы отстегивать без раздумий».

Похоже, они первыми скармливают своему населению горькие плоды новых биотехнологий. А их FDA[16] лишь фиксирует печальные отдаленные результаты очередных экспериментов на людях. Зачем им морские свинки? И геноцида вроде нет.

Может, и наша диспансеризация задумана, чтобы скрыть рост заболеваемости раком? Мол, скачок заболеваемости раком объясняется ранним успешным выявлением его во время проведения внешнего осмотра при диспансеризации.

Тем временем мы будем уже жрать ГМО, а потом придут другие министры, и уже они будут вынуждены убалтывать себя, президента и население, создавая новую иллюзию правды. Ну, еще, вероятно, кое-кто доктором или академиком сможет стать на полученной при ее проведении «статистике». На статистике защититься может даже последний двоечник, если у него в подчинении есть толковые ребята, не то что целые институты. А потом эти убогие войдут во власть, и последствия будут непредсказуемы, вернее предсказуемы — полный абзац.

Но для нас главная … нь после постановки диагноза «рак» начинается с развитием болевого синдрома. Выписать наркотик при болях вообще — головная боль. Только на последний этап тратится целый час — полтора, если повезет. Первичная выписка наркотика это: осмотр участковым терапевтом, осмотр заведующим отделением, заполнение трех страниц с историей болезни и обоснованием необходимости наркотика (при наличии заключения онколога и гистологического подтверждения рака), отлавливание начмеда для получения резолюции, разрешающей выдачу бланка рецепта, поиск главной медсестры для получения специального бланка рецепта, заполнение его, выписка еще одного бланка — дубликата рецепта (только для льготников), заполнение сопроводительного листка для медсестры и неотложки, заполнение формы-отчета лечащего врача, заявка для аптеки на предмет прикрепления больного к ней (нужна на каждый новый месяц), проставление многочисленных печатей и углового штампа и, наконец, инструктаж родственников с частичным их запугиванием. А если главную медсестру надо ждать часа два? А если начмед куда-то по закону подлости (или Мерфи) уехал? Тогда пришедший неподготовленный родственник больного начинает тихо, а потом и громко фигеть, высказывая наболевшее последовательно тебе, заведующему отделением и появившемуся вдруг начмеду, а если последний не появляется, то и главврачу. (Соображения по поводу твоей работы потом доходят до тебя в обратной последовательности.) Да кроме этого надо еще заранее позвонить в аптеку и попросить заказать и оставить больному нужный препарат в нужной дозе.

И это даже при назначении обезболивающего пластыря — дюрагезика. Какой наркоман будет из него фентанил выковыривать, даже если живет вдали от эстонской границы, где наркотик весьма популярен, или от компактного проживания цыган, где наркоманов на два порядка больше и, соответственно, наркотик достать легче, чем в других районах?

Да и вообще, если уж очень припрет, существует круглосуточный диспетчерский пост с бесплатным телефонным номером (бонус, однако). Делаешь заказ, переводишь деньги на электронный счет, и тебе указывают место закладки. И никакого контакта наркодилера с наркоманом. Знающие люди схему делали. Нормальная рабочая практика.

Прошлый понедельник вообще мерзким получился. Срочно выехал к раковому больному не на своем участке — осмотреть перед выпиской наркотика. Там родственники — редкие гнусы: с одной стороны, видно, что ждут, когда он умрет, а с другой — вроде как помочь хотят. Обычная, впрочем, амбивалентность[17] чувств у родных длительно и тяжело болеющих пациентов. Все отказались ехать — нервы, а я не смог. Уж очень у нас приличная новая заведующая, помогает не раздумывая. На таких служба держится. Поехала бы сама иначе, благо машину дают. Для ублажения гнусных родственников делается обычно гораздо больше, чем для нормальных.

Пришел с установкой — в перепалки не ввязываться. Успел уловить у него лишь последние удары пульса. Неприятное ощущение, хотя и понимаешь, что отмучился бедолага. Близкое присутствие костлявой угнетает, если не привык. Но на помощь пришла его дочка. Начала визжать на меня по восходящей: «Врачи! Сволочи!! Даже обезболить не смогли!!!» — чем вывела меня из легкого депрессняка. Рявкнул на нее: «Не шуми, дура. Тут человек умер. Вызови скорую смерть констатировать», — и ушел.

Не люблю сам смерть констатировать, да нас пока и не напрягают. Однажды пришел на вызов, а там бабуля чуть тепленькая.

— Зачем вызывали к умершей?

— А она еще десять минут назад живая была, — говорит вроде как дочка.

— А чего у нее на скулах синяки? — спрашиваю я.

— Да она с постели падала.

— А давно ей плохо стало?

— Да два дня как.

— И что вы делали?

— Памперсы меняли…

— ???