По поводу г. Буренина

Другой закон г. Буренина состоит в том, что кто переводил кое-что из иностранного автора, тот этого автора очень хорошо знает и понимает. Какой странный закон! И откуда только г. Буренин его выкопал? Мне кажется, что навряд ли многие на такой закон будут согласны, пока он еще ни в какой свод, кроме буренинского, не попал. Так, например, г. Буренин рассказывает, что очень хорошо и знает, и понимает Виктора Гюго, потому что переводил некоторые его вещи. Но вот тут-то именно и есть заковыка. Мне кажется, что примера нельзя было взять хуже. Все мы знаем, как г. Буренин перевел однажды драму Виктора Гюго „Angelo“ для того, чтобы его перевод служил либретто для оперы Кюи. Ничего уродливее нельзя себе представить. Ужасающие дубинные стишищи, неуклюжие и отчаянно-прозаические, заменили поэтическую, изящную, страстную речь великого французского писателя. Что мудреного, коль скоро г. Буренин принадлежит к числу самых антипоэтических, сухих и деревянных людей, каких только можно встретить! Какая тут будет поэзия, какая художественность, какое понимание талантливого автора?

Сорок пять лет тому назад живописец Иванов писал своему отцу из Рима: „Из присланной вами статьи «Художественной газеты» можно видеть степень образования наших журналистов. Тон кулачный, хвастливый, бездушный необразованный. Если бы эту статью перевести в иностранную газету, то она заставила бы краснеть каждого из нас. Недавно в одной своей статье («Вестник Европы», март) я сказал, что и до сих пор у нас все точь-в-точь то же продолжается. Г-н Буренин, кажется, побился об заклад с г. Сувориным еще новый раз доказать это. У него ли еще не повсюду бездушность, хвастливость, кулачный тон, грубая невежественность? Это добро у него везде, на каждом шагу.

В своей прекрасной последней статье г. Буренин величает меня «тараном», бьющим с великой силой в «тормозы» русского искусства. Его бы устами мед пить. Я ничего так не желаю, как уничтожения всех тормозов нового русского художества, и считал бы себя совершенно счастливым, если б мог хоть капельку помочь этому делу. по, мне кажется, против г. Буренина не нужны «тараны». Что он за крепость, что за твердыня? С него будет и метлы да корзинки, которыми убирают грязь и навоз с улицы.

1885 г.

Комментарии

«ПО ПОВОДУ г. БУРЕНИНА». Статья впервые была опубликована в 1885 году («Новости и биржевая газета», 16 апреля, № 103).

В журнале «Вестник Европы» в 1885 году (февраль, март, апрель, май) был напечатан труд Стасова «Тормозы русского искусства» (см. т. 2). В этой работе Стасов подверг суровой критике те консервативные взгляды, апологеты которых на протяжении длительного периода упорно пытаются задержать развитие русского реалистического искусства (укоренившиеся предрассудки, схоластическая система обучения и т. д.). В число «тормозов» попали и противники Стасова, критики, многократно выступавшие против него. Попали сюда и нововременцы. Очерк Стасова нанес серьезный удар реакционной критике. Он возмутил суворинский лагерь, в результате чего на страницах «Нового времени» появилась статья «Таран художественной критики» (1885, № 3275) за подписью Буренина. Комментируемая статья Стасова, являющаяся ответом Буренину, показывает, в какой накаленной атмосфере приходилось работать Стасову, отбивая атаки врагов и отстаивая свои позиции. Репин очень метко характеризовал Буренина, как «потерявшего всякую совесть мерзавца, щеголяющего своей наглой мерзостью открыто, приводя в восторг все холуйские души читателей „Нового времени“. „Это продавшийся за деньги палач“, — констатировал он („И. Е. Репин и В. В. Стасов. Переписка“, т. II, „Искусство“, 1949)