По поводу одной машины

Улицы освещены слабо, магазинов здесь нет, светятся лишь редкие окна на фасадах высоких домов, в парадных темно, швейцаров тут не бывает; прохожие — одинокие фигуры, кутающиеся в пальто, куртки, шали, — попадаются редко, и каждый занят собой, своими невзгодами. Приезжие говорят: «Тебе повезло, живешь в большом городе…» Они, наверно, думают, что все, кто живет в Милане, имеют квартиру на улице Мандзони или в одном из высотных домов на площади Республики. Мало того, что там всегда иллюминация, чтобы богатые дамочки могли выпендриваться в своих мехах и костюмчиках, у них на каждом шагу регулировщик или полицейский. А здесь, того и гляди, нарвешься на кого-нибудь… К примеру, на эту особу… Вдруг она изменит тактику… устроит засаду… «Ты даже не знаешь, Сальваторе, какая у тебя есть союзница, соучастница! Мели, мели языком: мотороллер — как же… Ничего ты не понимаешь! Знаешь, что я тебе скажу? Если бы не эта особа, я бы с тобой не валандалась, в первый же день дала бы тебе от ворот поворот».

А он все о своем:

— Поездки, про которые я говорю, можно будет делать только месяца через три-четыре. Если вместе. Одному-то что, я бы прошвырнулся хоть сейчас.

Подумав:

— Эх, хорошо бы…

Помрачнев, чуть тише:

— Тогда уж я не усижу! Когда настанут теплые вечера, я просто не выдержу! Я себя уговариваю, что ты непременно поедешь. Все время себя уговариваю, что ты поедешь.

«Боже мой, что это за женщина идет навстречу, скособочилась, нескладная такая…»

Сальваторе (против обыкновения, горячо): — Знаешь, куда мы с тобой поедем? Сказать? На гидроаэродром.

Вон она, эта особа, нескладная, скособочилась, идет прямо на мотороллер. На ней широкое темно-синее пальто странного покроя. И разве не странно, что одной рукой она размахивает в такт движению бедра, а другую, левую, держит в кармане. Единственное объяснение — там у нее, в рукаве… «Сальваторе, защити меня, умоляю!»

Сальваторе: — Для обкатки. Хорошо бы выехать на рассвете, еще при мигалках…

Но особа почему-то остановилась. «Что она делает? А, уронила перчатку, поднимает ее правой рукой, перекладывает в левую… Да это же мужчина! А если так, то, черт бы тебя побрал, свинья эдакая, зачем притворяешься женщиной…»

Сальваторе: — По воскресеньям можно ездить на озера. Только вставать надо пораньше. Ну, а если боишься, можно покататься по окраинам. Для начала. Потом, когда ты меня узнаешь получше… Тебе понравится. Будешь смеяться, шутить. Я всегда думаю: этой девушке очень нужна шутка. Я думаю об этом даже ночью, когда не спится.

Вот, наконец, последний угол, вход… Если на улице света мало, го там, за воротами, в этой мрачной кишке, именуемой «садом», и подавно. К тому же, в подъезде «Б» так и не починили электричество — значит, не горят все три лампочки: над входом, в парадном и на лестничной площадке. Известно: домохозяин экономит на электроэнергии. А может, управляющий… Точь-в-точь как моя мамаша. Ба! На пятом этаже в первом окне слева от лестницы — свет и не опущена штора. Горят две лампочки: судя по накалу, на кухне и над умывальником. Невероятно! Чтобы мать, сидя одна дома, зажгла свет и там, и там…

— Ты серьезно говоришь, что луна уже выполнила твое желание?

— А как же! Первое…

— Оно было трудное?

Сальваторе смеется. При этом он преображается и становится, право же, хорош собой. Марианна снова замечает, какой у него рот, какие губы, и понимает, что он ей нравится. Да, ей было бы приятно…

— Ты уверен? У тебя есть доказательство, что…

Сальваторе: — Насчет желания номер один? — Ему весело, он просто ликует. — И ты еще спрашиваешь! Сама разговариваешь со мной и спрашиваешь?

Марианна (не сводя глаз с освещенного окна): — Мне надо, чтобы ты меня подождал. Может быть… Точно не знаю.

— А-а, — протянул Сальваторе. Он больше не смеется.

— Пять минут. Если я через пять минут не выйду, уходи. Но лучше постой там, за углом.

Сальваторе хотел было возразить, что выезжать в первый раз в такой холод, да еще без теплых наушников, не стоит, но Марианна не дает ему открыть рот.

— Ты ничего не слышал насчет той женщины, которая работала на «Авангарде» в прошлом году?.. Ну, про ту историю…

Сальваторе (разочарованно): — Ах вот ты о чем! — И, подумав немного — Нет, ничего не слышал.

— Если услышишь какой-нибудь разговор, скажешь мне?

— Як разговорам не прислушиваюсь.

— Ну, а если придется… Скажешь?

— Думаю, что да. Но я же не прислушиваюсь…

— Да?

Подумав — Ладно, скажу.

— Поклянись!

— Если будут на тебя нападать, я не позволю. Если случайно узнаю…

— Ты не поклялся.

— У нас клянутся памятью покойных родственников. Это серьезно. Надо быть уверенным…

— Понятно. Ты не хочешь. Тебе до меня нет дела. Для тебя существует только мотороллер.

— Давай сделаем так! — Казалось, он решился. На самом деле он все еще колеблется. Ему явно не легко себя переломить. Он обещает — Клянусь мотороллером. Но ты мне больше нравишься, когда ты гордая.