По поводу одной машины

— Смотря по тому, как считать: если с момента, когда отдел кадров…

— Я подсчитала: с сегодняшним — четыре дня. Включая завтрашний день, пять. Завтра чеши к Кишке…

— Пожалуйста, не называй его Кишкой. Хотя бы при мне…

— …наговори ему чего-нибудь. Скажи, что она еще несмышленая, что она — растяпа, что ничего не соображает. Пусть решает сам. Будь покоен, он на себя ответственность брать не захочет. Видал, как увиливает? За версту «Авангард» обходит, будто минное поле.

— Он всегда так.

— Вот-вот, лишь бы выйти сухим из воды.

— Как я ему скажу, что девчонка не подходит, если это неправда.

— Черт бы тебя побрал! Удивляюсь, почему ты не запрешься на кухне и не откроешь газ сегодня же ночью.

Берти весь съежился в ожидании дальнейших ударов судьбы.

— Единственное, что мне осталось, это честность.

Гавацци топнула ногой:

— Ах, честность? Порядочность? Чувство долга? — Она хватает его за плечи, поворачивает к себе лицом, держит под обстрелом своих серых глаз, утонувших в мясистых складках щек. — Добродетели, которые они нам прививают в своих школах, да? Которые пропечатаны в их книгах, в их катехизисе? Хочешь заручиться местечком на небесах, ублажай власть имущих на земле?!

— Не кричи. Услышат.

— Ну и что, если услышат? Как по-твоему, что они подумают?

— Что я поступаю нехорошо. Начальнику не пристало…

— А мне пристало?! Обо мне ты не подумал? Торчу здесь с тобой на этой помойке и рассуждаю… о честности!

— Сейчас звонок…

Берти из тех, кто на часы смотрит только для самопроверки — время у него в голове. Одно плечо он высвободил, а другое никак: вцепилась — не выпускает.

— Короче говоря…

Звонок. Но разве она отпустит? Ни за что. Проходят доли секунды, и в раздевалку врываются Брамбиллинчик, Сакки с «Гумбольдта», неразлучные Меньялос и Тревильо, Брамбиллоне, Сальваторе Куомо, Джеппа и Порро; за ними хлынули остальные. Едва войдя, они начинают расстегивать и срывать с себя спецовки с такой неистовой поспешностью, будто они огнем горят. Заметив Гавацци, застывают на месте. Но всем некогда: один опаздывает на поезд, у другого свидание с девушкой, у третьего собрание партийной ячейки. Одни, встав боком, чтобы не демонстрировать ни зад, ни перед, продолжают раздеваться. Другие стоят в замешательстве, с нетерпением ожидая, когда же она уйдет. Чего ей здесь надо в такое время? Любопытные подходят поближе.

Гавацци вцепилась в Берти мертвой хваткой. Она не смущается, ждет, чтобы вокруг собралось побольше народа.

— Короче говоря, сегодня ночью ты, вместо того чтобы спать, поразмысли, что значит для трудящегося человека быть честным, что такое нравственно и безнравственно.

Джеппа: — Если ты про Гуджу…

Гавацци (выпустив Берти и пробираясь сквозь толпу): — Да уж, конечно, не про такую любопытную сороку, как ты!

Тревильо: — Бедная Гуджа. Проработать двадцать восемь лет на одного хозяина, и вот тебе…

Брамбиллоке: — Видать, плохи дела у Гавацци, если она теряет время с этим кроликом… — Брамбиллоне нарочно повысил голос, чтобы «кролик» настиг Берти у порога раздевалки, хлестнул по спине.

VI

— Зеленая кнопка.

Марианна произносит это вслух. Рука повисает в воздухе. Она вглядывается в глубину цеха. Сегодня седьмой день испытательного срока. «Испытательный срок.

Что они, собственно, проверяют? Можешь ли нажать кнопку? Как отводишь рычаг?

Да нет, просто хотят знать, прихожу ли я вовремя на работу. У рабочего — одна забота: изловчиться надеть спецовку и отметиться до того, как стрелка часов с без одной минуты восемь прыгнет на восьмерку. Остальное идет само собой. Время летит, просто диву даешься. Миновал первый день, потом прошло еще несколько, а теперь и вся первая неделя пролетела…»

— Зеленая кнопка.

Она нащупывает ее пальцем. Но пока не нажимает. Что случилось с Берти? Будильник, что ли. подвел? Каждое утро, когда она направляется к «Авангарду», он выскакивает из своего закутка у входа. Ей незачем оборачиваться, она и так знает, что он идет следом своей смешной покачивающейся походкой, похожий на жокея.

Пока она готовится к работе — чистит станок, смазывает его, — пока «Авангард» совершает свой «утренний туалет», Берти стоит за ее спиной. «Начинай!» — велит он. Спасибо, будто она сама не понимает, что пора начинать. Чего ему надо? Что он лезет со своими советами? Ничего такого, чего она еще не знает, он все равно ей не сообщит. Да что поделаешь, он начальник. Ему тоже надо свой хлеб отрабатывать.

Немного погодя Берти отходит, потом возвращается и снова долбит одно и то же или молча наблюдает. Помолчит, помолчит и пойдет себе. Но самое интересное, стоит ей остановить «Авангард» в отсутствие Берти — мало ли что бывает: проволока оборвется или катушку надо сменить, — он тут как тут! И чем он больше торопится, тем пружинистей его походка, тем больше он раскачивается. Как он умудряется различить сквозь этот грохот, что одна из машин больше не работает, уму непостижимо…

— Знаешь что я сделаю? Включу на полную мощность, потом приторможу и остановлю. Увидишь, как он примчится! Зеленая кнопка.