Я вся замираю и задерживаю дыхание. Для меня сейчас очень важно увидеть его реакцию. А Ящер неосознанно поддаётся на провокацию, он разворачивается и впивается жадным взглядом туда, где белеет десерт, который он получит после ресторана.
На меня накатывает лёгкая эйфория.
В тягучей и немного пьяной атмосфере полутемного салона автомобиля, в котором пахнет выделанной кожей и парфюмом Гордеева, я задумываюсь, что хотела бы завести его так, чтобы он потерял от меня голову. Пожелал взять меня даже здесь.
Видимо, сегодня дьявол владеет мной.
Кончиками пальцев я провожу вдоль кружева чулка, потом немного выше и слегка прикасаюсь к белому развратному безобразию.
Ящер вскидывает на меня глаза.
– Хорошая девочка, – говорит он хрипло, и это хрипотца вызывает у меня дрожь, прокатывающуюся вдоль позвоночника, и спазм в животе.
Его рука, лежащая на моём колене, повторяет путь моих пальцев, но, дойдя до промежности, Гордеев подцепляет ткань платья и опускает ее обратно. Опять заводит двигатель и возвращается в поток машин.
Мы едем молча, всё ещё в полной тишине.
Сложно сказать, чего я добилась.
Чувствую себя оглушённой собственной открывающейся сексуальностью. Атмосфера в автомобиле такая, что воздух можно ножом резать. Вязкая, порочная, наполненная ожиданием неизбежного окончания вечера.
Вспоминаю, что лежит у меня в сумочке, и чувствую, как лицо становится горячим. Закусываю губу, чтобы жалобно не заскулить от волнения: всё это страшно, стыдно, неотвратимо и пробуждает во мне тёмные желания.
К тому моменту, как мы паркуемся возле «Ла мар» мне удаётся немного вернуть самообладание, но я тут же теряюсь под напором совершенно других эмоций.
«Ла мар» из тех заведений, куда некоторые жители города никогда не смогут себе позволить зайти. Ценник здесь космический.
И хотя здание довольно гармоничное от него веет пафосом и снобизмом круче, чем от «Черчилля», в котором я однажды была. Даже у швейцара на входе на лице такое превосходство над окружающими, будто это не он тут поставлен для того, чтобы всего лишь двери открывать, а мы – жалкие попрошайки.
Чувствую себя неуютно. Мне кажется, что и моё довольно дорогое платье убого, и скромные золотые серьги недостаточно хороши. Остро ощущаю, что я не дотягиваю до уровня наших светских львиц, включая ту же Таню.
Гордеев выходит из машины и открывает дверь замешкавшийся мне.
– А нам обязательно ужинать здесь? – робко спрашиваю я.
У меня прорезается синдром самозванца. Кажется, что это место не для таких, как я. Понимаю, что платить будет Ящер, и у него денег точно хватит, однако у меня всё равно ощущение, что я не могу себе позволить этот ресторан. Мерзкое ощущение, что есть люди разных сортов.
– Это хороший ресторан, – невозмутимо отвечает Гордеев.
– И очень дорогой, – бормочу я.
– Я понял, – он смотрит на меня испытующе, будто и правда понимает, что я испытываю. – Моя женщина ест всё самое лучшее.
Договаривает он и подаёт мне руку, чтобы помочь выйти из машины.
Лучшее… Как же! Господи даже я готовлю лучше, чем в большинстве этих пафосных ресторанов! Вон как Гордеев метал моей биточки…
Что? «Моя женщина»? Запоздало его фраза врезается в мой мозг.
Сначала диссонансом, потому что «женщина» у меня с собой не ассоциируется. То есть это вообще не про меня! Но потом… «Моя женщина» … Звучит как-то очень интимно, а совсем не так, как «моя девушка» или «моя спутница». Это как бы передаёт всю суть отношений пары.
Только вот я не могу назвать его своим мужчиной. Давно ли я стала его женщиной? Или это передаётся половым путём сразу? Да и надолго ли я его?
Видимо, я уставилась на Гордеева, потому что он усмехается:
– Да. Сегодня я – твой самый дорогой аксессуар.
В ресторане нас провожают на внутренний балкон, огороженный изящной балюстрадой. С одной стороны через панорамное окно глаз радует вид на город в вечерних огнях, а с другой – вид на центр зала, где расположился фонтанчик, украшенный композициями из цветов. Оглядевшись, вижу, что столиков мало, и они расположены далеко друг от друга, создавая иллюзию уединённости.
Ненавязчивый официант принимает закату Ящера и, налив мне шампанского, а Гордееву минеральной воды, оставляет нас.
– Я сегодня кое с кем пообщался по поводу твоей ситуации.
Я напрягаюсь. И шикарные интерьеры, и красивые виды мгновенно остаются за скобками. Всё это сейчас неважно.
– Что-то прояснилось?
– Тебя больше не побеспокоят, однако история очень мутная.
– А что… То есть я хотела спросить, правда ли Леша был должен денег? – во мне сжимается пружина.
Одно дело, если это какая-то ошибка, и совсем другое, если Лёшка действительно игрок. Верится в это с трудом, но всё равно отбрасывать вероятность нельзя. В последнее время мы с братом отдалились друг от друга.
– Нет, – качает головой Ящер, и я облегченно выдыхаю. – Его состоянием просто решили воспользоваться. Кое-кто в городе занимается чёрными схемными отъема жилья.
– Чёрные риэлторы? – ужасаюсь я.
Я думала, всё это осталось в лихих девяностых.