По путевке комсомольской

Сбор отъезжающих был назначен на 10 часов утра у здания горкома партии и комитета комсомола (ныне гарнизонный Дом офицеров). Почти все собрались на полчаса-час раньше. У каждого маленький чемоданчик или солдатский вещевой мешок, самодельная легкая сумка, а то и просто скромный узелок. А у меня огромная дорожная корзинка - хоть домой обратно беги!

Отбывающих на фронт восемнадцать человек, а провожать пришли чуть ли не всем городом. Здесь были и представители горкома партии, и родные, и знакомые ребята и девушки, и просто любопытные, и, конечно, туча мальчишек. Я не хотел, чтобы меня провожали родители, но в последние минуты пожалел о своем запрете. Не рискуя сердить меня, своего старшего брата, и поэтому скрываясь за спинами людей, промаячили все три мои любимые сестренки - Катюшка, Леля и Лизутка. Все-таки пришли…

Одиннадцать часов. Грянул оркестр. Под звуки походного марша колонна владимирских комсомольцев с огромной толпой провожающих двинулась на вокзал.

Короткий митинг. Напутственное слово произносит представитель горкома партии, затем выступает взъерошенный поэт Саша Безыменский. Он говорит от имени всей владимирской комсомолии и заканчивает свою речь экспромтом сочиненным им бодрым четверостишием.

Гудок паровоза извещает о конце проводов. Оркестр играет «Варшавянку». Последние, на ходу, короткие рукопожатия, объятия, поцелуи. Отъезжающие вскакивают в вагонные тамбуры, а меня как малорослого ребята подтягивают на руках прямо в окно вагона. Поезд трогается и без заметного ускорения торжественно плывет мимо перрона, давая нам возможность получше запечатлеть родные лица.

Вот и конец фасада вокзала. И вдруг за его углом, словно прячась от кого-то, - моя мать! Вытирая слезы, она силится улыбаться, приветливо кивает. Она счастлива, что я ее увидел…

Сколько лет минуло с той поры! Но на всю жизнь запомнилось мне родное материнское лицо в минуту прощания. Как все-таки мы бываем жестоки в молодости, ложно стесняясь публичного выражения любви своих матерей. А зря! Я помню, как яростно махал ей рукой и не спускал с нее глаз, пока она не скрылась совсем. Картина провожающей матери всю жизнь стоит передо мной как живая. [26]

Скрылся последний, видимый издалека форпост удаляющегося Владимира - величаво царствующий над всей округой древний Успенский собор. Прощай, родной вишневый город!

Одним еще посчастливится вернутся сюда, другие оставляют тебя навсегда - они отдадут свои жизни за дело революции.

Итак, курс на Москву и далее - в штаб Южного фронта, который находился в Козлове (ныне Мичуринск). [27]

На земле донской

Когда возвращаешься издалека в родные места, дорога кажется удивительно длинной, и, наоборот, когда, казалось бы, и торопиться некуда, время летит так быстро, что не успеешь ахнуть, как, пожалуйста, вылезай, приехали…

Меньше суток (при нашей-то железнодорожной разрухе в 1919-м) потребовалось, чтобы мы, владимирские комсомольцы, добрались из Москвы в Козлов и оказались в штабе Южного фронта. Такой скорости прибытия к месту назначения помогло в основном то, что наши теплушки были прицеплены к товарному поезду с военными грузами, которому была открыта «зеленая улица».

Первое, что бросалось в глаза в Козлове и произвело на нас несколько удручающее впечатление, - это множество эшелонов с беженцами. Простые люди покидали свои насиженные места и, теряя по дороге все, что имели, до последнего, без оглядки бежали на север, чтобы найти защиту у Советской власти от озверелой белогвардейщины.

Не дожидаясь, пока наши вагоны перегонят на запасный путь, мы двинулись в штаб фронта. Немного опередив нас, туда пришли и уже ждали пропуска в политотдел еще ночью прибывшие комсомольцы Саратова.

Пропустили нас в политотдел фронта довольно легко и без каких-либо формальных проволочек. Беседа проходила в большой комнате, приспособленной под кабинет. Принимал нас товарищ Потемкин Владимир Петрович, будущий народный комиссар просвещения РСФСР и президент академии педагогических наук. Выглядел он довольно усталым и чем-то озабоченным, однако это не помешало ему встретить нас по-отечески радушно, тепло и безо всякого начальственного назидания. Дата прибытия и количество посланцев комсомола здесь были хорошо известны, и нас уже ждали. Как выяснилось в ходе беседы, были сделаны даже предварительные наметки [28] распределения нас группами по местам назначения. Так что разговор сразу принял не только ознакомительный, но и инструктивный характер.

Перейдя к деловой части встречи, товарищ Потемкин спросил, представляем ли мы себе, для каких целей мобилизованы и поступаем в распоряжение Реввоенсовета Южного фронта, и отдаем ли мы отчет в важности для Советского государства стоящих перед нами задач.

Не помню, кто именно из наших ребят отвечал, но, когда сказал, что главное-то мы знаем, но «хотели бы спросить…», Потемкин его прервал и разразился длинной убедительной речью: