Иса снял пуховик. В отличие от дома, здесь от весны было не только название: повсюду разливались лужи, несло сырой землёй, разорялись птицы… Рустам сделал сыновьям знак подождать, а сам решительно отворил калитку. Не заперто — как и всегда. Тут все друг друга знали, даже собаки лаяли скорее от скуки.
Три ступени высокого крыльца. В углу веник — снег да грязь сметать. Будто бы ничего и не изменилось за тридцать лет, только берёзу, что росла перед домом, спилили — вместо неё росло какое-то другое дерево, тонкое и незнакомое. Рустам положил ладонь на дверь, но в последний момент передумал. Обернулся к Дэну:
— Там звонок у калитки. Три раза.
Но сын с крыльца спуститься не успел — дверь открылась.
Мать. Ниже стала. Спина согнулась дугой. Из-под белого платка видны седые волосы. И глаза от возраста слезятся.
Или не от возраста.
Рустам вздрогнул, когда тонкие руки неожиданно крепко обняли его за пояс. Пахнуло выпечкой, маслом для жарки…
Плечи матери затряслись, и Рустаму стало странно неловко. Чуть повернув голову, он поймал обманчиво-пустой взгляд Исы и насмешливый прищур Дэна.
— Мир дому, как говорится! — В кои-то веки Рустам был рад говорливости своего младшего. Мать отстранилась, отвечая на приветствие, и сын продолжил: — Я Дэн, а этот переросток — Иса. Чем это так вкусно пахнет, апа[2]?
Из глубины дома старческий голос громко спросил:
— Са-ан, бу кем кильде?[3]
Неужели у отца такой голос стал? А мать словно очнулась — засуетилась, уступая проход:
— Рустам балалар белэн кильде![4]
«Всего неделю — и обратно. Отвлечься. Дать детям познакомиться, — уговаривал себя Рустам, переступая порог родительского дома. — И Гале потом будет, что рассказать… Если доведётся».
Ася теперь звонила часто, и они подолгу болтали обо всём на свете: о книгах, что читала дочь, о сроке годности сыра, о забавной рекламе по Первому каналу, о цикличности модных тенденций… и конечно, о мужчинах. Точнее, о парнях, что крутились вокруг Аси.
Галина словно заново знакомилась со своей дочерью. Не так давно им и банальные «как дела? — всё нормально» давались с трудом, а тут Ася сама делилась сокровенным, но на свой манер.
— Мам, он был весь такой интеллигентный, манерный, внимательный… Книжки каких-то модных самиздатников дарил. По профессии айтишник — точные науки и всё такое.
— Абсолютная противоположность твоим талантам, — подытожила Галина.
— Ага, мне даже интересно было пару раз, он показывал такие фокусы на планшете… А потом он к родственникам на какой-то семейный банкет ходил, меня звал. Но я не пошла — рано. И к ночи ближе от него пришло сообщение: «Жо**, ты где?»
— Ой…
— Вот тебе и «ой»! — Ася расхохоталась заливисто, не сдерживаясь, так, как умела только она. Галина слушала и сама широко улыбалась. — В общем, меня как отрезало. Он утром чего-то писал, мол, выпил, так получилось… А я, как о нём вспоминаю — и в голос! Не могу!
— Ну, это и к лучшему.
— Да вообще! «Пятая точка» — в его понимании, это, типа, ласковое обращение такое, представляешь?
— М-да… Ну а тот, который тебя в кино приглашал, помнишь?
— Не сложилось, — в голосе Аси так и остались нотки смеха. — По моей вине, кстати.
— Это как?
— Он сказал, что я слишком умная и пугаю его! — И снова заливистый, решительно счастливый смех дочери.
— В смысле? — Раз не сложилось, то и всё равно, конечно, но Галине хотелось понять, какую такую вину возложили на её Асю.
— Да там в фильме на английском говорили, а перевод в субтитрах не совсем верный был. Вот меня и дёрнуло уточнить. А потом в торговом центре музыка играла, и я узнала серенаду Шуберта.
— Ну, и что такого?
— Да ничего. Я, вроде, и не выпендривалась особо. Ну, не извиняться же мне за то, что я музыку люблю!
— Не надо, никогда не извиняйся просто так!
Фраза прозвучала так знакомо, что сбилось дыхание. Но Галина запрещала себе вспоминать последний разговор с Рустамом. Да и не верила она в то, что тот раз был последним. Он же сказал, что позвонит — значит, так и будет. Так что нечего переживать ни ей, ни Асе. Что она и поспешила сказать:
— Всему своё время, Асенька, и у тебя ещё всё впереди!
Какое счастье, что, несмотря на грустный пример замужества матери, Ася не закрылась, с парнями общалась легко. А то, что доверяла не сразу — так это и к лучшему. Яркая внешность дочери при относительно хрупком телосложении была остро приправлена силой характера и той зрелостью, что достигается только испытаниями.
— Я и не извиняюсь, вот ещё! А… А ты сама как?
— Всё хорошо, — тут же ответила Галина. — На работе всё как обычно. А вчера у Саши была и потом с няней встречалась. Молодая слишком, пока не то: нет уверенности, что с двумя сразу справится…
— Мам! — перебила её Ася. — Я не про работу и не про Сашку!
Ася по-женски догадывалась, что Рустам ушёл тогда не просто так. Но Галина уточнять ничего не стала — зачем? Поэтому на все вопросы стойко твердила одно: Рустам сейчас занят, семейные дела. Приедет — и они встретятся.