По пути Синдбада

«Мухаммед Али» простоял в гавани Сура около трех недель. Мой человек, островитянин с Миникоя, конечно, сошел на берег и сразу же мне рассказал об истинном положении дел. Весь груз не взяли на борт специально — вероятно, по наущению судовладельца. Докеры в этом не виноваты, они исправно выполняли свои обязанности, а вот экипаж гнул свою линию. Матросы заполнили грузом трюм, а палубу — лишь частично. Могли бы взять на борт и весь груз — места хватало. Островитянин протестовал, настаивал на своем, но ничего не добился. В море ему угрожали смертью, если он расскажет мне правду. Он ночевал на палубе, и однажды ночью палубный груз непостижимым образом сдвинулся с места, и его ушибло бревном. Он был уверен, что на обратном пути его выкинут за борт в отместку за то, что он рассказал мне правду, и потому слезно просил меня не возвращать его на корабль.

Я отправил островитянина на Миникой самолетом, поквитавшись за его страдания тем, что не отпустил судно даже после его разгрузки. «Мухаммед Али» предпринял попытку бежать. Однажды ночью в ветреную погоду корабль бесшумно ушел из гавани, но только недалеко. Его догнал вертолет и, угрожающе зависнув над беглецом, заставил судно вернуться в гавань. Но в конце концов мне пришлось отпустить корабль, и я нисколько не сомневаюсь, что его и дальше стали использовать для обмана незадачливых фрахтователей.

Незадолго до Рождества в Сур прилетели сборщики кораблей, все, как один, в купленных мною в Индии зеленых рубашках. Министерство национального наследия и культуры предоставило в мое распоряжение большой дом, который стал нашим общим жилищем на восемь месяцев. Это был настоящий особняк, построенный два века назад богатым сурским купцом. Обитая железом двустворчатая парадная дверь вела в большой внутренний двор, покрытый коралловыми окатышами, приятно шуршавшими под ногами. В стенах дома, выходивших во двор, утопало несколько ниш с размещенными в них дверьми, которые вели в комнаты первого этажа, а комнат этих было не счесть. Одни, большие, вполне подошли для общественных спален и кладовых (так, нашлось длинное прохладное помещение для хранения пятидесяти тысяч оболочек кокосов). В комнатах поменьше я поселил бригадиров, а другие отвел под кухню и подсобные помещения (в одном из которых мы устроили кузницу). В доме даже нашлась комната с дренажом — несомненно, когда-то в ней размещалась прачечная. Послужит и нам!

На второй этаж со двора вела лестница. Наверху располагались четыре комнаты, в которых раньше жили владельцы особняка. К каждой примыкало по комнатушке — прежде ванные или кухни. Второй этаж занял я. В доме, благодаря трехфутовым стенам, даже в жаркие дни стояла прохлада; в окна, обращенные в сторону моря, задувал ласковый ветерок. Из этих окон открывался вид на лагуну, и я нередко видел, как неподалеку от берега в ее тепловатых водах греются черепахи. Из окон, выходивших на противоположную сторону, открывался совсем другой, но не менее привлекательный вид. Передний план занимал полуразрушенный форт, за ним располагались холмы, отделявшие Сур от Вахибской пустыни. Когда солнце опускалось за горизонт, холмы окрашивались в пурпур.

Когда я впервые осматривал этот дом, он был грязным, запущенным: паутина на потолке и стенах, в комнатах — груды мусора, а по двору прохаживалась чья-то корова. «Зеленые рубашки» (так я про себя называл рабочих) привели дом в порядок за десять дней. Они выгребли из дома весь мусор, побелили стены, как изнутри, так и снаружи (на что ушло три четверти тонны белильной извести), отчистили парадную дверь. Нам привезли четыре грузовика коралловой крошки, и устлали ею двор, обновив разрушенное покрытие. В спальнях установили железные кровати, присланные нам Дарамси. У себя наверху я расстелил на полу ковры, а вдоль стен разложил подушки, придав таким образом помещению восточный колорит. Нам достался прекрасный дом, и было приятно пробудить его от длительной спячки и вновь придать ему жилой вид.

Когда работы по благоустройству были завершены, я устроил небольшой праздник. В тот вечер мои люди, походя на слетевшихся светляков, ходили под бархатным южным небом по внутреннему двору, развешивая на стенах штормовые фонари. Единственный яркий свет лился из открытого помещения, в которых нанятые мною индийские повара готовили курицу под соусом карри. Свет этот выхватывал в противоположной стене несколько ниш, придавая им особую выразительность. Тишина теплого вечера нарушалась лишь приглушенными разговорами да шуршанием необычного гравия, когда кто-нибудь проходил по двору.