По рельсам, поперек континентов. Все четыре стороны. книга 1

Вокзал Хаура снаружи похож на административное здание: почти кубические, но кривоватые башни с часами (на каждом циферблате стрелки показывают свое время), неприступные кирпичные стены. Постройки англичан в Индии выглядят так, словно их проектировали с расчетом на долгую осаду: для чего бы ни предназначалось здание, у него обязательно есть горнверки[28], дозорные башни и бастионы для орудий. Вот и вокзал Хаура походил на Министерство Волокиты из книги Диккенса, только сильно укрепленное. Причем продажа билетов там явно организована диккенсовскими бюрократами. Но внутри вокзал производит совершенно иное впечатление: высоченные черные потолки, воздух дымный (это население здания готовит еду на кострах), мокрый пол завален отбросами. Вдобавок темно: потоки солнечных лучей вливаются в окна под потолком, но вскоре наталкиваются на клубы пыли.

— Здесь гораздо лучше, чем раньше, — сказал мистер Чаттерджи, заметив, как я вытягиваю шею. — Видели бы вы, что здесь творилось, пока вокзал не привели в порядок.

После такого заявления ничего уже не скажешь. Но у каждой колонны, зябко сутулясь, сидели сквоттеры, окруженные кучами собственного мусора: битым стеклом, какими-то деревяшками, бумажками, жестянками, охапками соломы. Одни младенцы спали под боком у родителей: другие свернулись калачиком в пыльных закоулках, точно подменыши. Семьи старались приютиться за колоннами, под прилавками и багажными тележками; колоссальные просторы вокзала пугали их, заставляли жаться к стенам. В открытом пространстве носились дети, совмещая поиски добычи с играми. Это низкорослые дети низкорослых родителей. Любопытно, что в Индии можно наблюдать бок о бок две породы людей в процессе эволюции. Одна порода отличается довольно высоким ростом, проворством и быстрой реакцией. Другая эволюционирует в сторону карликовости, щуплости, запуганности и угрюмого безразличия ко всему. Единственное место, где пути этих двух рас пересекаются, — железнодорожный вокзал, и, хотя особи разных пород чуть ли не сталкиваются нос к носу (оборвыш, растянувшись на полу у кассы, разглядывает ноги стоящих в очереди), они никогда не встречаются.

Я вышел на улицу, в полуденный хаос у западного конца Хаурского моста. В Симле рикши сохранились как очаровательные приметы ретро: люди фотографируются в их колясках. В Калькутте рикши — тощие парни в лохмотьях, а их коляски — необходимое транспортное средство: проезд дешев, а маневрировать в узких переулках рикше проще. Рикши — неприглядный символ индийского общества, но в Индии все символы неприглядны: бездомные, спящие у дверей особняка; чиновник, который, торопясь на поезд, случайно пробегает по ногам дремлющего вокзального жителя; худющий «рикша-валла», везущий тучных пассажиров. Маленькие лошадки, запряженные в дилижансы, надрываются на булыжной мостовой, мужчины подталкивают велосипеды, нагруженные дровами и сеном. Никогда раньше я не видел такого разнообразия транспортных средств: телеги, мопеды, автомобили старых моделей, тачки, волокуши… и странные экипажи на конной тяге — может быть, ландо? В одной телеге лежали морские черепахи с обвисшими белыми плавниками, в другой — мертвый буйвол, в третью поместилась целая семья с пожитками: ребятишки, клетка с попугаем, кастрюли, сковородки… Все эти транспортные средства еле пробиваются через сплошное людское полчище. Вдруг началась паника, люди бросились в разные стороны: с того конца моста, покачиваясь, прикатил трамвай с табличкой «Толлигунг» на ветровом стекле. «Людей слишком много!» — воскликнул мистер Чаттерджи.