По рельсам, поперек континентов. Все четыре стороны. книга 1

Проводник неопределенно пожал плечами. Видя такую уклончивость, чаевые я придержал. Я прошелся по коридору: японская пара — больше я так их ни разу и не видел; в соседнем купе — престарелые супруги-американцы; толстая французская мамаша, не дающая и шагу ступить своей прелестной дочке; девушка-бельгийка необычайных габаритов — чуть ли не семи футов ростом, в исполинских туфлях — и ее соседка, элегантная француженка; а также (дверь задвинули прежде, чем я успел всмотреться) то ли монахиня, то ли тучный некромант. В дальнем конце вагона мужчина в водолазке, матросской шапке и монокле расставлял на подоконнике бутылки: три с вином, еще несколько с водой «Перье» и приземистый шкалик с джином — видно, далеко собрался.

Перед моим купе топтался Даффил. Он вконец запыхался: сказал, что еле разобрался, где его вагон — совсем забыл французский. Шумно вздохнув, он снял габардиновый плащ и повесил его, а заодно кепку на крючок по соседству с моей одеждой.

— Вот мое место, — сказал он, похлопав по верхней полке. Сложения он был субтильного, но я подметил: стоило Даффилу войти в купе, как стало вообще негде повернуться.

— Далеко едете? — бодрым голосом спросил я. Хотя ответ был известен мне наперед, услышав его, я содрогнулся. Верно, я намеревался изучить Даффила, но на безопасном расстоянии, а в купе рассчитывал хозяйничать один. Да уж, приятная новость! Даффил заметил, что я расстроен.

— Я у вас под ногами путаться не стану, — заверил он меня. Его свертки валялись на полу. — Дайте только все куда-нибудь пристроить.

Спустя полчаса я вернулся в купе. Лампа горела ярко, а Даффил спал на верхней полке; его лицо, запрокинутое к светильнику над головой, казалось мертвенно-серым; пижама была застегнута доверху. На лице выражалась предсмертная мука: черты застыли, голова моталась в такт с колыханием поезда. Я выключил свет и заполз на свою полку. Но веки не смыкались; простуда и алкоголь — да и просто переутомление — не давали уснуть. И тут я увидел нечто еще более зловещее: сияющий круг — люминесцентный циферблат часов Даффила. Его рука свесилась с полки и от тряски раскачивалась взад-вперед. Мерцающий зеленый циферблат, точно маятник, летал перед моими глазами.

Потом круг куда-то делся. Я услышал, как Даффил слезает по лестнице, кряхтя на каждой ступеньке. Циферблат скользнул вбок, к раковине, зажегся свет. Отвернувшись к стене, я услышал звяканье: Даффил доставал из шкафчика под раковиной ночной горшок; тогда я принялся ждать, и наконец, спустя целую вечность, раздалось журчание. По мере наполнения сосуда тональность журчания менялась. Резкий всплеск, прозвучавший как печальный вздох; свет погас; лестница заскрипела. Даффил в последний раз простонал, и я заснул.

Проснувшись утром, я не увидел в купе Даффила. Не поднимаясь, пнул ногой оконную штору: она медленно поползла вверх, а потом вдруг взвилась, открыв взору лучезарный горный склон: мимо летели драматично освещенные — пятна света, полосы тени — Альпы. В свое первое утро в поезде я впервые за много дней увидел солнце; думаю, тут будет уместно сообщить, что оно продолжало сиять еще два месяца. Ясная погода сопровождала меня до самого юга Индии, и лишь там, спустя восемь недель, я снова увидел дождь — запоздалый мадрасский муссон.

В Вевэ я воскресил себя, приняв раствор антацида, а в Монтрё достаточно ожил, чтобы побриться. Даффил подоспел как раз в срок, чтобы выразить восхищение моей электробритвой, работавшей от аккумулятора. Он сказал, что бреется опасной бритвой и в поездах всегда режет себя до крови. Указав на порез на шее, он представился и сказал, что проведет в Турции два месяца. Чему он их посвятит, однако, не уточнил. На ярком солнце он выглядел гораздо старше, чем на сером фоне вокзала Виктория. Я предположил, что ему не меньше семидесяти. Моложавым его никак нельзя было назвать. Я никак не мог взять в толк, чем можно заниматься в Турции целых два месяца. Или Даффил сбежал из Англии с концами, попавшись, например, на растрате?

Глядя на Альпы, он сказал:

— Говорят, если бы эти горы проектировались швейцарцами, они были бы, э-э-э, намного более плоскими.

Даффил взялся доедать остатки колбасы. Предложил немного и мне, но я сказал, что подожду до Италии — куплю чего-нибудь на остановке. Даффил взял ломтик колбасы и поднес ко рту, но, едва он откусил кусочек, мы въехали в туннель и стало совершенно темно.

— Попробуйте включить свет, — сказал он. — Не могу есть в темноте — вкуса не чувствую.

Я нащупал выключатель, пощелкал, но безуспешно.

— Наверно, электричество экономят, — сказал Даффил.