По рукам и ногам

Мне настолько плохо, что уже всё равно, о чём они говорят. Я сжимаю покрывало ледяными пальцами и ухожу в ванную. Кое-как отираю размытую тушь. С большим трудом отдираю от себя мокрую одежду и заматываюсь в одеяло. Но теплее мне не становится. Сознание вязнет. Сил хватает только чтобы прислониться к стене, облицованной кафелем, и прикрыть глаза. В доме и так тихо, но даже те звуки, что доносятся – шум моря, тихий гул холодильника в коридорчике – всё как-то стирается. Понимаю, что сползаю на пол, но контролировать это уже не могу.

Я ведь правда хотела просто поплавать. Поначалу. А потом… Входила в воду и понимала, что обратно не выберусь. И всё равно шла, пока волна не подхватила, а пальцы перестали доставать до дна. Ну а что? Я так устала… Просто хотелось довериться морю, но его волны, как и волны моей жизни, не позволили расслабиться и дрейфовать, отдыхая. Но я не виню море. Оно ведь предупреждало, штормило, шептало, что мне не стоит сейчас идти в его объятия.

Сильные руки подхватывают меня, снова крепко сжимая плечи, приподнимают подбородок.

– Пей давай, – губ касается тёплый фаянс, а потом приятный тёплый чай. Аромат пробирается в ноздри, щекочет. – Тебе нужно согреться. Пойдём.

Почему мне так холодно? Лето же на улице.

Игорь уводит меня обратно в гостиную. Свет тут уже погашен, только приглушённый торшер слабо мерцает в углу. Позволяю Котовскому уложить меня на разложенный диван. Прямо так, укутанную в плед. Подтягиваю под себя зябнущие ноги, когда сверху ложится ещё одно покрывало. А потом он забирается ко мне под оба. Тоже раздетый.

– Иди сюда, – подтягивает к себе, прижимаясь всем своим горячим телом. Только бёдра, кажется, обернул полотенцем.

Я утыкаюсь носом в его горячую шею, сжимаю на груди ладони, и спустя минуту дышать уже получается ровнее, дрожь успокаивается, а тепло растекается по всему моему продрогшему телу.

Мне так хорошо. Знаю, что он просто по совету Захара согревает меня. Но… кто запретит мне мечтать?

Моя тишина. Спокойствие, которого я была лишена столько лет.

Безопасность.

Глава 17.

Насколько Игорь отдал мне физического тепла ночью, настолько был холоден утром. Отстранён, будто не он сжимал моё обнажённое тело, прижимая голову к собственной груди.

Но я его не могу винить. Он наверняка думает, что я решила свести счёты с жизнью. Это не так, но и сто процентов обратного я утверждать не буду. Ведь когда вода подхватила меня, я опустила руки. Не пыталась выплыть, вернуться на берег. Доверилась тёмной ночной стихии. Это ли не безволие? А я прекрасно помню, как Котовский рассказывал мне о своей матери. Она ушла из жизни по собственному желанию, не справилась с потерей мужа-алкоголика. Мы редко откровенничали на столь интимные темы, но как-то он сказал мне, что любит мать, но презирает и обижен за этот малодушный поступок. Она бросила их с сестрой, не смогла взять себя в руки ни ради себя, ни ради своих детей. Безволие, да. Так чего тогда я ожидала?

Утром мы выпили кофе и разъехались. Лера перед отъездом отвела меня в сторону и взяла обещание, что я буду звонить и рассказывать всё впредь так, как есть на самом деле. Снова предлагала помощь и поджала губы, когда я напомнила ей, что она обещала позволить мне самой разобраться.

Влад подмигнул и криво ухмыльнулся, а потом растрепал мне волосы на макушке. Может, не такой уж он и засранец. Я уже, конечно, не так обожаю его, как когда видела только на плакатах в подростковом возрасте, но всё равно он классный, и моей подруге с ним повезло.

Миксаевы уехали вечером обратно в Краснодар, но обещали до конца лета приехать ещё раз.

И вот уже почти две недели, как мы видимся с Котовским только на собраниях персонала. Он вручил мне пакет с витаминами, сказав, что это от Зернова, а потом стал тем самым Игорем Владимировичем, которым я увидела его впервые после семи лет.

Я же стараюсь тоже лишний раз не попадаться ему на глаза. Выполняю свою работу как могу качественно, стараюсь не конфликтовать с Ириной и пытаюсь успевать хоть более-менее нормально спать, чтобы больше не падать в обмороки на работе.

Мама сейчас вроде бы пьёт меньше. Ну так я думала, а потом застала её вчера пьяной в стельку. Едва сдержалась, чтобы не накричать. Но толку? Она больна, а денег на лечение у нас нет. Всё, что я успею хоть немного подкопить, приходится отдавать.

Шестёрки Савельева объявляются раньше срока. Они не трогают меня и ничего не говорят, но зачем-то наблюдают. А потом приходит сообщение, что сроки снова сжимаются. Старый козёл! Я ведь даже если себя на органы продам, такую сумму за два месяца никак не накоплю.

Меня охватывает паника. Угрозы и варианты, как я могу продлить сроки выплаты, поступают с завидной регулярностью. У меня снова начинаются проблемы со сном. А потом мама каким-то случайным образом падает со ступеней первого этажа и подворачивает лодыжку. Сильное растяжение, отёк, фиксирующий гипс в итоге. Можно подумать, что она была просто пьяная, но мама утверждает, что не пила, а какой-то малолетний придурок в наушниках её просто толкнул, когда пробегал мимо.