По секрету всему свету

— Вероника Дубровина, референт шефа в том же «Файле», двадцать три года. Так что, как видишь, ее и искать не надо. Ничего девочка, но — без шарма. Не в моем вкусе.

— Значит, и взаправду хорошая девчонка. А почему ты сказал — «так называемая невеста»?

— Потому что на самом деле никакая она ему не невеста. Это был всего лишь спектакль для бабушки Вари. Очень уж она допекла внучка женитьбой, ну, вот он и подговорил Веронику сыграть роль невесты, чтобы потешить старушку. По-моему, девчонка и в самом деле не прочь бы — влюблена в твоего Рубиньша по уши. Но не признается. Говорят оба, что только друзья. Может, так и есть. Бывает же и такое: вот, к примеру, как мы с тобой…

В голосе моего друга звучала ирония, которую я пропустила мимо ушей. Я все еще не могла разобраться, какие чувства вызвала во мне эта неожиданная новость. Так вот почему невеста у него «не ревнивая»! А Вера — это, стало быть, Вероника…

— Ну, артисты! — только и выдавила я.

— Точно. Так что танцуй, старушка: путь свободен! — гоготнул Гарик. — О последствиях они, видите ли, не думали, надеялись, что смогут дурачить бабушку хоть несколько лет. Ну, а на худой конец могли объявить, что не сошлись характерами. Как видишь, затягивать действие не пришлось, все разрешилось гораздо быстрее.

Да, дела…

— Ладно, штабс-капитан: считайте, что вы реабилитированы за вчерашнее. Как ты там? По принципу «солдат спит — служба идет»? — подколола я его. — Говорят, в деле Манукяна ты оказался прав на все сто: двое ребят Семы Ухаря, из тех, что еще были в бегах, взяли эту мокруху на себя? Я читала в прессе.

— Да прав-то прав, только… Что-то с Тузом не того, понимаешь? Концы не сходятся… Но признание есть, а подполковнику все остальное неважно, старушка! Ладно, это не твоего ума дело, — закончил Папазян.

— И то верно. Ты поосторожней там с моим клиентом, без членовредительства! А то я вас, костоломов, знаю…

Настоящее жеребячье ржание было мне ответом.

— Не волнуйся, не повредим! Через пару дней получишь свое имущество в полной сохранности, сам прослежу. А до тех пор… — ржание перешло в мурлыканье, — согласен сам компенсировать твои потери, дорогая. Не надумала угостить Гарика кофейком?

— Знаю я твой «кофеек»! Пусти козла в огород…

— Ну, не прибедняйся, Таня-джан: в твоем огороде на всех хватит! А за «козла» ответишь.

И прежде чем я успела возмутиться, Гарик звучно послал в трубку прощальный поцелуй.

— Чао, дорогая. Пусть тебе приснится наша любовь!

Страстный стон Кобеляна растворился в коротких гудках. Я швырнула телефон на кровать и расхохоталась. Неисправимый мерзавец! Но как было бы без него скучно жить…

Ну вот. Теперь и судьба удовлетворена, и любимому делу достанется вся моя увлеченность без остатка: просто не с кем ее делить. Нету личного, нет — чтобы оно, не дай бог, не смешалось с профессиональным… Все довольны!

Глава 8

— …Ну хорошо: люблю, если вам это важно. Да, я люблю Эндрю!

Вероника Дубровина яростно стиснула сигарету тонкими губами, покрытыми бледно-розовой помадой, и прикурила от собственной зажигалки, проигнорировав протянутую мною. Я пожала плечами и молча последовала ее примеру. Затянувшись, она картинно отставила руку с сигаретой, зажатой между двух пальцев с длинными ногтями, тоже бледно-розовыми, выпустила облачко голубого дыма — и взглянула на меня с вызовом:

— Кому от этого плохо?

— Никому. Всем хорошо! — Я миролюбивым жестом подняла обе ладони. — Но почему тогда ты не хочешь ему помочь?

— Десятый раз повторяю: я не понимаю, о чем вы говорите. Он вас нанял разобраться в смерти бабушки, вы выполняете свою работу — это ясно. Только не думайте, что вы одна переживаете за Эндрю! Не надо, ладно? У него, слава богу, и до вас были друзья… О нем есть кому позаботиться! Не из-за денег, а просто так, по-человечески.

Девушка сделала паузу, видимо, ожидая реакции на свой выпад. Но реакции не последовало.

— Это не ответ, Вероника.

— Почему же? Очень даже ответ! Я вам уже все рассказала и не понимаю, что вам еще от меня надо. Да, мы с Эндрю придумали эту сказку про нашу свадьбу… Вернее, он меня попросил, а я согласилась. Да, я сходила с ним к его бабушке, и мы мило пообщались. Да, мне ее страшно жалко, но, как говорится, в жизни и смерти один господь волен. И я потрясена тем, что случилось с Эндрю. Мы все потрясены, вся фирма. Никто не верит в эту глупость, что он в чем-то замешан. Но что мы можем для него сделать, кроме моральной поддержки? Чем я могу ему помочь?

— Ты можешь рассказать мне правду. Всю правду, — я слегка нажала на слово «всю».

Она закатила глаза к потолку кафе, обшитому коричневым пластиком «под дерево», шумно затянулась и выдохнула сигаретный дым. Все ее существо выражало крайнюю степень усталости и раздражения.