По семейным обстоятельствам (СИ)

— Ну так продайте ее Иену, — мирно предложила Натка. — Сами посудите, зачем вам товар, у которого… ммм… спорное право собственности. Лиля любит Иена, а Иен любит ее. Хорошо ей уже ни с кем другим не будет, продадите ее — товар, знаете ли, неликвидный будет. Скандальный. Недовольный. А то и сделает с собой что от отчаяния.

Лиля истово закивала головой. Сделает. Она — сделает. Голодовку там объявит или налысо побреется, чтобы нелюбимому не доставаться.

— Да что этот нищеброд может мне предложить? — с презрением фыркнул князь Алмазный, уже понимая, что попался в ловушку этой альвийской девки. Что она альвийка он догадался, как только Натка рот раскрыла. Слишком хитрая. — Гвоздей отсыплет или подков?

— Так первому мужу ты меня просто так отдал, — встряла Лиля. — Да еще и приданое было.

— Не просто так, а ради союза! — заворчал Генрих. — И выкуп я взял за тебя железными мечами и топорами самого высшего качества!

— Угу, которые смастерил лучший кузнец клана Холодных — я, — ехидно добавил Иен.

Интересный поворот. Ната торжествующе оскалилась. Генрих поежился.

— Так у вас алмазы лишние? — проворковала она. — Или вы следующему претенденту дочь без приданого хотите всучить? Иен ее уже взял — такую, какая она есть. Ему доплачивать не надо. А вот у нас… в смысле, у него, есть одна вещь… которая, я полагаю, вам очень нужна.

— Прям даже любопытно, что же мне такого нужно, — загоготал Алмазный. — Ну-ка, покажи!

— Да без проблем. Владик!

Подросток подал матери охотничью сумку из оленей кожи, при виде которой Генрих захрипел и вытаращил глаза. Узнал, стало быть.

— Моё! — взревел он.

— Моё, — отрезала Ната. — Что упало, то пропало. И глядите, что в сумочке есть!

Она достала «секстант» и повертела его в руках. Как им пользоваться, она не знала. Прекрасно понимала, что штука эта бесценная, но семья — она куда важнее, чем самый драгоценный артефакт. И друзья. А Лиля и Иен — ее друзья.

— Я так понимаю, что встает вопрос: достаточно ли ценный выкуп предложен за вашу дочь? — подал голос Валь, потому что остальные молчали, явно ничего не понимая. — К тому же и внука вам в наследники отдадут — по достижению им совершеннолетия. Так что скажете, князь?

— Скажу, что согласен, — хриплым голосом ответил Алмазный, не сводя глаз с артефакта. У него даже руки подрагивали. — Так дорого мою дочь никто не оценит.

— Договор! — рявкнул Иен.

— Договор! — согласился его теперь уже законный тесть.

Немедленно принесли бумагу и перо. Четверо цвергов обступили стол — благо, что Лиля его успела купить. Стульев не было, а стол был. Принялись орать — громко, ругательно. Рвали бумагу, швырялись перьями — словом, работали. Валь не выдержал, рявкнул на них, отобрал чернильницу. Сказал, что будет писать сам, а они пусть внятно объяснят, что именно должно быть в договоре. Близнецы сидели, раскрыв рот от восторга, и, кажется, запоминали все те неизвестные им раньше слова, которые рычали бородатые квадратные коротышки. Лиля и Ната, не в силах вытерпеть этот гам, ускользнули на улицу.

— Нат, ты ради меня… — вхлипнула Лиля.

— Не только. Считай, что я за Валя долг вернула. Ты его из рабства выкупила, а я — тебя. Квиты.

— Я не ради чего-то…

— Так и я не ради чего-то. По дружбе, Лиль. Но, скажем так, долг закрыт. К тому же я все равно не знаю, как этой ерундой пользоваться.

— Знаешь, — шепнула Лиля. — А если бы у меня этот перемещатель был… Уж я бы разобралась. И рожать бы в своем мире хотела, а не тут.

— Глупости говоришь. Рожать с Ари будешь, она у нас ведьма. Родишь с десяток цвергят, не волнуйся.

Лилька кивнула, всхлипнула и Нату крепко-крепко обняла.

Договор все же составили, хоть и к вечеру. Обошлось даже без мордобоя и сломанных рук. А потом вся орава цвергов переместилась в гостиницу к новым родственникам. И начался пир, равных которому Каменск еще не видел и вряд ли когда-то увидит.

Цверги привезли с собой знаменитый грибной самогон — все же, как оказалось, Алмазный рассматривал и мирный вариант решения вопроса — в смысле, признать зятя и отпраздновать это масштабное дело. А что за праздник без самогона?

Столы выставили прямо на середину улицы, на «свадебный» пир затаскивались все прохожие, которым посчастливилось оказаться рядом с гостиницей Северного. Хотя что значит — «посчастливилось»? Весь город сбежался поглядеть на цвергов. А уж когда узнали, по какому поводу праздник… Мясник подарил целую тушу быка. Тут же разложили костер и нашли огромный вертел. Помимо грибного самогона нашлось и несколько бочек вина. Еду выкупили в ближайшем ресторане — всю. А в уже в темноте, когда веселье стало слишком уж разнузданным, когда уже крики стали не радостными, а какими-то угрожающими, над Каменском вдруг раздался волшебный звук флейты. Такой нежный, чистый и сказочно-прекрасный, что смолкли все голоса. Даже ветер, казалось, утих, внимая. А флейта плакала, пела и рассказывала о любви, без сомнения — о любви. Потому что нет на земле силы такой, чтобы победить самую лютую стужу, самую злую ненависть, самую ненасытную жадность — только любовь.