По Семиречью

В этой пустыне, как и во многих других местах, всюду множество светлых холмиков размером немного больше обеденной тарелки. Иногда эти холмики идут цепочкой или переплетаются замысловатыми, извилистыми линиями. Если найти такую свежую цепочку, сесть у самого свежего холмика с еще влажной землей и вооружиться терпением, можно увидеть, как холмик зашевелится и кто-то снизу вытолкнет очередную порцию земли. Иногда, впрочем очень редко, если долго и тихо сидеть возле холмика, можно увидеть и самого хозяина. Он может вознаградить ваше терпение: высунет на мгновению свою голову, чтобы взглянуть на мир, сверкающий солнцем. Физиономия зверька забавная. Глаза — едва заметные точечки, не больше булавочной головки, на конце мордочки сверкают белизной большие загнутые резцы. Это слепушонка, неутомимый подземный труженик. Всю жизнь он беспрестанно роет ходы, ищет личинок насекомых, корешки и луковицы растений.

Слепушонка неуязвим для врагов. Под землей его не поймаешь. Впрочем, у самого холмика его иногда поджидают самые догадливые волки и лисы. Но охота эта утомительная и требует много времени.

Не все знают о том, что в пустыне слепушонка совершает громадную работу, перелопачивает всю поверхность земли, рыхлит почву, делает ее проницаемой для воды и воздуха. Можно сказать без преувеличения, что в местах, где обитают эти грызуны, за 10–12 лет поверхность почвы ими тщательно перепахивается. А так как это делается постоянно, то польза от четвероногого землепашца очень большая.

Я брожу по заросшим холмам, приглядываюсь к следам работы подземного жителя. Холмики слепушонки — отменное место для многих насекомых. На них всюду устроились личинки муравьиных львов, и не будь слепушонки, не было бы здесь и этого насекомого. Холмики всюду пронизаны норками разных жуков-чернотелок — им тоже нелегко прокопаться через плотный, задернованный слой почвы. Некоторые норки, оказывается, принадлежат ящерицам. Любительницы песчаной пустыни, в песке которой можно скрываться на ночь от многочисленных врагов, они здесь тоже обязаны слепушонке.

Крестовая кобылка, как только в ее теле созревают яички, находит помягче почву, тонким брюшком проделывает в ней норку и выделяет пенистую жидкость. Она склеивает частицы почвы, застывает, становится твердой. Получается, как говорят энтомологи, кубышка. В нее и откладывает заботливая мать свои яички. Холмики слепушонки — отличнейшее место для кубышек кобылки. Сколько их там напичкано! Весенние дожди, ветры разрушают холмики, и тогда пустые кубышки выделяются над светлыми пятнами выброшенной наружу земли. Проходит несколько лет, от холмика порой ничего не остается, а опустевшая кубышка цела, ничего с ней не стало, и не оторвешь от нее приставленный к ней крохотный камешек. Зачем такой излишний запас прочности, к чему он нужен?

Не только насекомые обязаны своим существованием слепушонке. Многие растения поселяются только на свободных участках земли. Эти растения-пионеры первые завоевывают голую землю. Они и завладевают холмиками забавного подземного жителя, этими как бы специально для них подготовленными плантациями.

Насекомые и растения постепенно разрушают следы работы слепушонки, от которого они так зависят и которому обязаны своим существованием.

Звонкое дерево

На следующий день слегка похолодало. И я снова отправляюсь в поход по пустыне.

На небе облака, и, когда падает на землю тень, можно чуточку отдохнуть от жары. Вокруг же голая пустыня, солончаки да слева ярко-желтые, с белыми и красными прожилками обрывы. Еще в мареве колеблющегося воздуха маячит что-то темное: кибитка, курган или дерево.

На пухлый солончак налетел вихрь, закрутил столбик белой пыли, свил ее веревочкой, помчал дальше, наскочил на ложбинку с сухим перекати-полем, расшвырял его во все стороны. Следом пошел куролесить второй вихрь, поднял в воздух и закружил хороводом сухие растения все выше и выше, совсем высоко, метров на 300 или больше.

Я загляделся на необычное зрелище, пожалел, что нет с собой киноаппарата. Такое не часто увидишь. А вышло бы здорово: на синем небе белые облака, желтые обрывы с белыми и красными прожилками, пухлый солончак, будто покрытый снегом, и вихрь с хороводом сухих растений. Загляделся и не заметил, как ко мне подъехал на коне всадник. Вдали шла отара овец.

— Что делаешь? — спросил он меня без обиняков.

— Да вот смотрю, как ветер гонит перекати-поле.

— Чем занимаешься? — повторил он вопрос.

— Всем понемногу. Растения смотрю, птиц, зверей.

Старик хитро прищурил глаза.

— Вон видишь, — показал он кнутом на темный предмет на горизонте. — Посмотри обязательно. Там звонкое дерево!

— Какое такое звонкое?

— Посмотри, сам увидишь.

И больше ничего не сказал. Поскакал за отарой. Забавный старик, неразговорчивый.

И я шагаю дальше под ослепительным солнцем и щурю глаза от белого солончака. Темное пятно не так уж далеко, все ближе, больше, уже не колышется, и вскоре я вижу перед собой дерево пустыни, одинокий разнолистный тополь — турангу. Как он здесь оказался один в пустыне?