По Северо-Западу России. Том 2. По Западу России.

Варшава была также искони воплощением другой идеи, проходящей красной нитью по всей истории Польши и составляющей самое неприятное наследство, полученное нами от неё. «Отсутствием инстинкта самосохранения, — говорит Иловайский, — следует признать призвание на Польскую землю немецкого ордена и безучастное отношение к чрезмерному размножению еврейского населения». Еще Казимир великий (у. 1370), для развития среднего сословия, облегчал и покровительствовал колонизации края немцами и евреями, и последние, не находя нигде места в Европе, наплывали сюда; в немецких землях их жгли, здесь им дарили привилегии. Уже в 1420 году краковский сенат жаловался на то, что подавляющее большинство купцов и ремесленников в Польше евреи. Ко времени возникновения герцогства Варшавского, при Александре I, число евреев в Варшаве сильно увеличилось, потому что им дозволяли торговать и жить на всех улицах; вся Сенаторская, Маривиль и Поцеев были запружены ими. Участие евреев в мучениях Украины, равно как и в восстаниях 1830 и 1863 годов, всем известно, и крайне характерны следующие два факта, стоящие того, чтобы упомянуть о них. Когда в 1861 году умирал претендент на польскую корону, известный устроитель в Париже «Ламберова отеля», князь Адам Чарторыйский, пока находился во власти при императоре Александре I, то он в предсмертной речи своей излился в благодарности к евреям, что и засвидетельствовано присутствовавшими при смерти родственниками и другими людьми в назидание потомству. Когда в том же 1861 году 2 апреля маркиз Велепольский, эмигрировавший в 1831 году, приехал в Варшаву, по Высочайшему повелению вступил в управление и принимал представителей духовных и властей, то он обратился особенно радушно к евреям, этому, как он сказал, «зародышу среднего сословия, пропадающему втуне». известно, что этим предпочтением евреев страшно обиделось католическое духовенство и тогда же открыто примкнуло к повстанию; позже Велепольский провел в польский государственный совет еврея Матиаса Розена. Пример небывалый!

Выработав еврейство и шляхетство, история Польши осталась верной себе до мелочей. Подобно тому, как двигалась эта история между двух крайностей, между «nie pozwalam» каждого отдельного дворянина, останавливавшего этим возгласом течение государственных дел всей страны, и «padam do nog» хлопа, — выражением, существующим и поныне в польском разговоре, так точно колебалась Польша и в территориальном отношении. Совершенно справедливо замечает профессор Кареев, что «настоящую польщизну составляли великая и малая Польша с Мазовией и эти земли находились справа, на востоке государства»; но что в конце, допустив образование Габсбургской и Гогенцоллернской монархий, Польша утратила всю свой западную половину (Силезию, Поморье, Полабских Славян) и названные земли из восточных сделались в ней западными. Эта земельная перекочевка настолько же своеобразна, как «liberum veto» шляхты, как «юридики» в Варшаве, как постоянное покровительство евреям, — эта красная нить польской истории, как, наконец, эти замечательные слова польского короля Владислава казакам, искавшим его защиты, — слова гласившие, что казаки имеют сабли и им остается самим добиться своих прав! Король, вызывающий своих подданных на восстание, король-повстанец!! И Малороссия, действительно, поднялась тогда на смертельную борьбу с Польшей, добила Польшу. Справедливо замечает Коялович, что сожаление и сочувствие, вызывавшееся и вызываемое польской печатью к судьбам поляков, имело предметом своим только шляхту, а никак не народ, «присутствовавший при падении Польши с гробовым молчанием». Это гробовое молчание народа, при падении своей страны, своего государства, просуществовавшего около тысячи лет, поразительно!»

Богатство и роскошь внешности Варшавы, её палаццо, сады и бульвары, её величественные сооружения, как, например, городской фильтр, составляет совершенный pendant богатству и роскоши Риги. Только под Русской Державой достигли эти обе окраины наши, немецкая и польская, того расцвета, которым поражают они теперь. По словам Янжула, фабричная производительность в Польше еще за предпоследнее десятилетие развилась в два с половиной раза более, чем в остальной Империи, и, запертая с западной стороны покровительственным тарифом, получила на востоке необъятный рынок Российской Империи и все, что за ним. Поучительная с этой стороны история польской производительности имеет еще и высокое политическое значение, так как в Калишской губернии, например, иностранное землевладение сравнительно с местным достигает чудовищной цифры 44%.