По силам только профи

Саммит религиозных деятелей открывался лишь завтра. Но уже накануне отель наводнили российские и иностранные журналисты. Кто-то получал аккредитацию в пресс-центре, а кто-то уже делал репортажи с места предстоящих событий. Почти час Пиночет наблюдал из окна автомобиля за снующими взад и вперед корреспондентами, но так и не встретил человека, отвечающего необходимым требованиям. Покидающие отель фотографы выходили либо в компании своих коллег, либо без специального пропуска, дающего право на съемку в зале переговоров. У любого из них полученный пропуск мог находиться в кармане или объемном фотографическом кофре, но Пиночет не хотел рисковать и заранее решил для себя, что будет действовать только наверняка. По опыту он знал, что нужно выждать, и удача непременно улыбнется, и не ошибся в своих расчетах. Спустя полтора часа ожидания перед ним появился одиночный фотокорреспондент со спецпропуском на шее, идеально подходящий на роль «болвана». Пиночет подождал, когда он усядется в стоящий неподалеку «Рено», и неторопливо поехал следом за ним.

Фотограф ехал по городу аккуратно – следить за ним было одно удовольствие. Вскоре он свернул с центральной улицы в какой-то переулок и, оставив машину, направился к ближайшему зданию. Пиночет рванулся за ним, сжимая в кармане шприц-тюбик, но вовремя притормозил, увидев перед входом неброскую вывеску с логотипом итальянской газеты «Фигаро». Хорош бы он был, похитив фотографа перед зданием корпункта его газеты.

Фотограф пробыл в корпункте недолго – около получаса, получил последние указания и вернулся к машине, после чего отправился на запад Москвы. Долго колесил по городу, объезжая уличные пробки, пока не заехал в какой-то двор. По тому, как он старательно выбирал место для парковки, стало ясно, что на этот раз он приехал домой. Пиночет вошел в подъезд следом за ним, придержал тугую железную дверь, а когда фотограф, поблагодарив, шагнул вперед, молниеносным движением вонзил шприц ему в шею. Тот вскрикнул от боли. Но введенный препарат отличало практически мгновенное действие, и уже через секунду итальянец бессвязно забормотал на родном языке и закачался на отказавших повиноваться ногах. Пиночет знал по опыту, что паралич голосовых связок и конечностей – временная реакция, которая обычно проходит уже через несколько минут, поэтому, не теряя времени, подхватил фотографа под мышки и потащил к лестнице. Там он привалил бесчувственное тело к стене, обшарив карманы, вытащил ключи, итальянский паспорт и талон московской регистрации со штампом прописки. Пока от фотографа больше ничего не требовалось. Он уже начал приходить в себя и даже сумел, самостоятельно переставляя ноги, войти в лифт.

– На каком этаже ты живешь? – обратился к нему Пиночет, когда закрылись двери лифта.

Вопрос пришлось повторить дважды, прежде чем он получил ответ. Зато ответил фотограф правильно, значит, смысл вопроса дошел до его сознания.

Открыв дверь и втолкнув хозяина в квартиру, Пиночет первым делом осмотрел дверной косяк. Подведенных проводов и разъемных контактов на нем не было – фотограф обходился без сигнализации. Тем лучше. Пиночет быстро прошел по квартире, заглядывая во все двери. Никого. Еще один плюс в пользу одиночного образа жизни. Можно было переходить к главному. Пиночет усадил фотографа в кресло, сам устроился напротив и стал задавать интересующие его вопросы. Тот отвечал довольно вяло, но отвечал. Одной дозы обычно хватало на два-три часа, в зависимости от массы тела и собственных психофизических характеристик личности. На всякий случай Пиночет приготовил второй шприц, но он не понадобился – чтобы узнать личность фотографа, хватило первого.

Когда глаза фотографа стали сами собой закрываться – постфармакологическая реакция организма на введенный препарат, Пиночет прекратил допрос. Все необходимое тот уже рассказал. Вскоре фотограф уронил голову на грудь и засопел. Убедившись, что тот провалился в глубокий наркотический сон, Пиночет спустился к машине, где оставил сумку со своим снаряжением. Того, что «болван» внезапно проснется, можно было не опасаться. Пиночет знал по опыту, что он проспит до утра. Беспокойство вызывал прямо противоположный вопрос – как наутро привести «болвана» в чувство?

* * *

Противный щегол свистел и свистел, выдавая одну трель за другой. Анна замахнулась, чтобы прогнать надоедливую птицу, мешающую ей нежиться на солнце, и… проснулась. В комнате почему-то было темно, а вместо щегла надрывался дверной звонок. Хотя ничего удивительного, за окном тоже стемнело, и на улице зажглись фонари. Вот уже и Егоров вернулся. Сколько же она проспала?! Анна поспешно вскочила с дивана. Полотенце, в которое она завернулась после душа, соскользнуло на пол. Она подхватила его и, запахиваясь на ходу, бросилась в прихожую. Перед Егоровым было стыдно до ужаса. Вместо того чтобы дрыхнуть на диване, могла хотя бы приготовить ему ужин, пока он был на службе.