По следам динозавров Приамурья

Вернёмся к описываемым событиям. Моё первое знакомство с амурскими динозаврами произошло, как ни странно, в Москве, где я изучал политологию с целью в дальнейшем заняться общественной деятельностью. Даже получилось стать депутатом небольшого подмосковного городка, но через пять лет понял – не моё. Слишком честный. Инженером быть приятнее, больше уважения. Но это уже другая история. Мало кто отважится после сорока лет получать ещё одно образование, а тем более тратить на это свои собственные деньги. Но багаж знаний, приобретённый в Калининградском ВАТУ, образно говоря, поставил телегу впереди лошади. Жизнь охранника на шлагбауме мало привлекательна, хотя на этом поприще трудится значительная часть страны, обитающая за пределами Рублёвки и не летающая на выходные в Лондон или Куршевель. И если полетели бы, то в другой жизни. Но вернёмся к шлагбауму, вернее к бегству от него в мир политики. Никогда не знаешь, где выстрелит. Среди теорий идей Платона и законов диалектики Гегеля, преподаваемых в alma mater, внезапно проявился хвост, а потом и голова гадрозавра. Они обнаружились на листе ватмана, где были размещены фотографии с раскопок динозавров. Сам хвост выглядел неаппетитно в виде окаменелых позвонков, которые рассматривал какой-то мужчина с голым торсом, напоминавший завхоза. Археологи, а тем более палеонтологи, всегда представлялись этакими бородачами в кожаных куртках с молотком в руке и кольтом за широким поясом. Во рту они держали трубку или сигару. Так было во времена динозавровой лихорадки Коупа и Марша.

Но в нашем случае человек, внимательно изучающий останки позвонков, оказался руководителем Благовещенского раскопа динозавров. Он имел учёную степень кандидата наук, был известен в кругу палеонтологов, занимаясь изучением этих вымерших обитателей мезозоя большую часть своей жизни. Его диссертация была посвящена динозаврам Приамурья и с честью защищена во Владивостоке.

– Это Юра Болотский, – сообщил мне Паша, – зря я его сюда повесил. С таким голым животом студентов на раскоп не зазовёшь. Картинок бы из “Парка юрского периода” больше поместить не мешало.

– Или девчонок в купальниках, – подсказал рядом стоящий студент, – наука любит заманчивую неизвестность.

– Что под купальниками неизвестного? – пожал плечами его стоящий товарищ, – упорядочные цепочки атомов.

– Зато выглядит заманчиво, правда производительность труда падает.

– Согласен. Звонок на пару.

Паша – преподаватель, окончил МГУ и читает лекции по политологии. Необязательность ведения конспекта на его занятиях заменяется обязательным слушанием, о чём он говорит. А говорить сей товарищ может о многом и подолгу. Такая многочасовая машина речи, которую немногие выдерживают. Вот на одной из таких лекций мы и познакомились. Паша что-то уточнял про первый паровоз в России, даже не помню, каким образом мы перешли на разговор про Амурскую область. Далее последовало предложение посетить Благовещенский раскоп, что, однако, не отменило его трёхчасовую лекцию, вместившую в себя события от Любечского съезда князей на Руси до виски времён Уинстона Черчилля. И обязательного прочтения на пенсии Гюстава Лебона. Не раз я ещё с Пашей пересекусь: в Москве на защите диплома, в Хабаровске на берегу Амура и на самом раскопе за столом вместе с Юрой Болотским. Интересные встречи иногда преподносит жизнь. Одни заканчиваются простыми знакомствами. Другие образуют целую цепочку новых встреч. Таким звеном для меня оказался Павел Смоляков.

Итак, появилось заманчивое предложение, заключавшее в себе много интересного. Прикоснуться к палеонтологии, отдохнуть от классиков античной литературы, вновь побывать на Амурской земле. Была интересна и волнительна встреча с недавним прошлым. «Горка», где мы проживали. Аэродром, где от взлётов ракетоносцев дребезжали стёкла в жилом городке, заросшие сопки. А главное старые знакомые. Я знал, что полк дальней авиации уже расформирован и многие уехали, но не подозревал, что дом, в котором мы жили, разобран на кирпичи (как и другие). Что природа взяла своё, и многие места так заросли, что стали прибежищем коров, диких кабанов. Всё хорошее осталось в прошлом.

Об этом я думал, сидя с чемоданом на Ярославском вокзале поздним летним вечером 24 июня 2007 года, ожидая поезд «Москва – Хабаровск» и записывая первую страницу своего дневника. Как правило, новое всегда начинается с понедельника, утренней зари, пения птиц, ненависти к будильнику. Моё же начало недели плавно входило в ночь под стук колёс. «На дальней станции сойду…» – поётся в песне. До неё ещё было около 7750 км пути через сибирскую тайгу, величавый Байкал и каменные сопки, куда двести лет назад «жёны верные, рыдая, шли на каторгу вослед» своим мужьям-декабристам. Не все дороги проложены, как тротуар Невского проспекта, но и по ним можно перемещаться.

В ожидании поезда вспомнилась одна история сплава по дальневосточной реке, на которой я ещё не раз побываю.

– Почему вы позавчера не пришли на службу?

– Суббота, командир.

– Я ясно довёл, что будет парково-хозяйственный день.

– Нас не было на построении.