По следам древних культур

Изображения характеризуются большой свободой и реалистичностью, своеобразными лаконичными и убедительными приёмами в передаче рельефа штрихами и цветовыми бликами. Особенно хороши светло-зелёные блики на желтоватой поверхности обнажённого человеческого тела в «красной комнате» западной башни и уверенные красные штрихи на розоватом фоне, передающие выпуклость подбородка женского изображения отмеченной выше многофигурной композиции.

Богат и разнообразен ассортимент орнаментальных мотивов, отраженных на найденных в различных комнатах фрагментах росписи. Здесь и растительные и геометрические сюжеты — гирлянды, цветы и листья, розетки, сердечки, кресты с разветвляющимися и загнутыми в разные стороны в виде бараньих рогов концами, круги и спирали, полосы овальных фиолетовых бус на черном фоне, прямые к волнистые цветные линии.

Орнамент весьма своеобразен, как своеобразна и живопись. В композиционном решении росписей он имеет много точек соприкосновения с «сарматскими» росписями керченских катакомб. Но больше всего он ассоциируется с миром образов народного текстильного орнамента современных народов Средней Азии — узбеков, таджиков, кара-калпаков, казахов. Мы много общего найдём здесь с рисунком хивинских набоек, узбекских и таджикских сюзане, кара-калпакских узорных кошем. Это соприкосновение стенной росписи и декоративных тканей вряд ли случайно. Они выполняют одну и ту же функцию, и весьма закономерен перенос рисунка ткани, служащего для орнамента стены, на самую стену, как, впрочем, и обратное влияние живописи на орнамент ткани. Так в глубокую древность уходят корни современного народного искусства наследников античной цивилизации Средней Азии — современных среднеазиатских народов.

Совершенно новой страницей в истории древнехорезмийского искусства явилась открытая раскопками 1947 года монументальная скульптура, представленная исключительно обильным материалом. Статуи из необожженной глины были открыты в девяти комнатах. Общее число статуй во фрагментах превышает 30, из них две почти целые статуи.

Большая часть статуй была найдена в натуральную величину, некоторые в меньшем масштабе, несколько статуй были в полтора-два раза больше человеческого роста. Статуи были раскрашены: лица в телесный цвет, одежда в разнообразные тона — белый, зеленый, розовый, голубой, красный, чёрный и т. д. Орнаменты одежд, видимо вышивки, даны многоцветной раскраской.

Выполнение статуй не в меньшей мере, чем живопись, свидетельствует о высоком мастерстве хорезмийских художников, о зрелости и самостоятельности хорезмийского искусства, хотя и связанного с гандхарской индо-буддийской художественной школой, но творчески преобразившего её влияние и подчинившего её своим художественным традициям.

Лица статуй переданы с исключительным реализмом, несомненно портретны и не уступают по тонкости исполнения лучшим образцам скульптуры любого другого центра позднеэллинистического искусства.

Большая часть найденных статуй была сосредоточена в так называемом «зале царей» — обширном зале в северо-восточной части дворца. По стенам его шло уступом широкое возвышение, разделенное поперечными стенками — решётками из фигурного кирпича — на отдельные ниши, в каждой из которых была расположена группа статуй. В двух из этих ниш сохранились первоначально, видимо, сидевшие на упомянутом возвышении огромные (примерно вдвое больше натурального размера) сидячие мужские статуи, вокруг которых группировалось по 3–5 стоящих мужских, женских и детских статуй. Стены позади сидящих статуй были украшены росписью упомянутыми выше белыми и красными лилиями на тёмносинем фоне, над розово-оранжевой монохромной панелью. Находка двух головных уборов позволила определить сюжет этих скульптурных групп: уборы оказались тождественными с индивидуальными коронами двух хорезмийских царей III века нашей эры, известными нам по изображениям на монетах. Особенно интересна тяжелая скульптурная корона в виде белого орла, известная нам по наиболее ранним монетам III века, чеканенным одним из первых освободившихся от кушанской зависимости хорезмийских царей, имя которого читается на монетах как Вазамар.

Изложенное не оставляет сомнения в том, что перед нами своеобразная портретная галерея династии хорезмийских царей, охватывающая правителей III века.

Сидящие огромные фигуры, видимо, изображали царей, а окружающие их — членов семей и, возможно, богов-покровителей, о чём свидетельствует находка в одной из ниш торса женщины с гранатовым яблоком в руке — характерный атрибут богини плодородия Анахиты.

Открытие «портретной галереи» царей убеждает нас в том, что дворец Топрак-Кала был дворцом не местных князей, а шахов всего Хорезма, а Топрак-Кала — их древней резиденцией до состоявшегося, по данным ал-Бируни, в 305 году нашей эры переноса резиденции в город Кят. Это объясняет и гигантские размеры дворца, не имеющего себе равных среди памятников античного Хорезма, и остававшийся до сих пор необъяснённым факт запустения дворца в IV веке нашей эры, в то время как город Топрак-Кала продолжал жить и в VI веке.