По следам Франкенштейна и другие ужасные истории

Но, к несчастью, именно в этот период отец Рафаэля полностью разорился. Революция разорила его состояние, а ведь он происходил из знатного древнего рода. Отец не перенес этого, и вскоре Рафаэль уже шел за его бедным гробом.

У отца было много долгов. И вот оказалось, когда отец даровал Рафаэлю в некотором смысле свободу, он очутился под нестерпимым ярмом бедности. Все пошло с молотка – их уютный дом, старинная мебель, к которой он привык с детства.

Итак, он остался, затерянный в Париже, без средств, без будущего. Через три месяца оценщик вручил ему тысячу франков – все что осталось от отцовского наследства. Преданный Рафаэлю слуга Ионафан сказал ему, покидая дом, который уже не принадлежал Рафаэлю:

– Будьте как можно бережливее, сударь.

Он плакал, славный старик.

Рафаэль был жертвой чрезмерного честолюбия, полагая, что рожден для великих дел, хотя и прозябал в ничтожестве. Он мысленно часто воображал себя генералом, императором или Байроном. А в реальности – был ничем. Того скромного состояния, которое у него оставалось, по его расчету, должно было ему хватить на три года, и этот срок он назначил для выпуска в свет сочинений, которые принесли бы ему славу и внимание публики, дали возможность разбогатеть и составить себе имя.

Итак, он прожил три года в уединенном мире книг и идей, в сфере труда и молчания. Он приложил все усилия в надежде найти недорогую комнату. Так он нашел гостиницу «Сен-контен», смиренно сообщив хозяйке, сколько он сможет платить за квартиру. Как была ужасна мансарда с желтыми грязными стенами, куда она его привела! Кровля шла покато, и ему думалось поставить туда свое фортепьяно, единственное, что он сохранил от старой жизни. Бедная хозяйка никому не могла сдать этот убогий чердак, поэтому они быстро сторговались, и вскоре он поселился у нее.

Рафаэль начал два больших произведения. Его комедия, как он надеялся, должна была в короткий срок принести ему известность и состояние. При слабом свете догорающей лампы он писал свою статью «Теория воли». Но ни один театр не заинтересовался его работой, сочтя ее ребяческим вздором. «Теория воли» казалась крупным журналам слишком сложной и недоступной среднему читателю.

Он выходил купить себе что-нибудь из еды, выбирая самое дешевое, сам убирал свою комнату.

У хозяйки была дочь Полина, очаровательное создание, которое можно было определить одним словом: прозрачность.

В ней было что-то неземное, обворожительное. Светлые кудри вились вокруг прелестного лица. Огромные серые глаза излучали особый свет. Она была так худа и воздушна, как нераспустившийся цветок, в своем развитии остановленный холодом. Вероятно, бедность и голод задержали расцвет этого очаровательного создания. Иногда вечером она приносила Рафаэлю кувшинчик с теплым молоком, и он не догадывался, что это ужин бедной девушки.

Полина была так мила, что он с радостью стал заниматься ее воспитанием. Она быстро научилась играть на фортепьяно и делала большие успехи. И как она радовалась, когда Рафаэль был доволен ею. Он давал ей читать книги все более серьезные и глубокие, и она схватывала все идеи просто налету. Она была его сестрой, его ребенком, его статуей, он, как новый Пигмалион, хотел превратить ее в совершенство.

Но вот, наступило ужасное время, когда деньги его кончились. Он был обречен на голодную смерть.

Может быть, Рафаэль и влюбился бы в Полину, но он не понимал любви в нищете – он представлял себе любовь в шелках и кашемире, окруженную богатством и роскошью.

Мысленно простившись с Полиной и ее матерью, – людьми, которые подарили ему тепло и доброту. С отчаянием в сердце он вышел из дома. Он шел по улице с последней монетой в кармане, без имени, без друзей.

Когда молодой человек вошел в залу, там было уже несколько игроков. Три плешивых старика, развалясь, сидели вокруг зеленого поля. Их лица были похожи на гипсовые маски. Бросался в глаза молодой черноволосый итальянец с оливковым цветом лица, спокойно облокотившийся на край стола. Казалось, он прислушивается к тем тайным предчувствиям, которые кричат игроку роковые слова: «Да! – Нет!» На другой стороне поместились пройдохи, изучившие все хитрости игры.

Кассир и банкомет, только что бросив на игроков тусклый убийственный взгляд, сдавленными голосами произнесли: «Ставьте». Взоры невольно приковывались к молодому Рафаэлю. На нем был отличный фрак, но галстук слишком плотно прилегал к жилету, так что едва ли под ним имелось белье. Его руки, изящные как у женщины, были сомнительной чистоты, ведь он был без перчаток. Но никого не привлекло очарование невинности, которое еще цвело на его тонком лице.

Он подошел прямо к столу, остановился, не задумываясь, бросил на сукно золотую монету. Он взглянул на банкомета вызывающе и вместе с тем спокойно. В это же время итальянец с фанатизмом страсти поставил все свое золото против ставки молодого человека. Послышался хриплый и безучастный голос банкомета: «Ставьте!» – «Ставка принята!» – «Больше не принимаю!»