По следам Грааля (СИ)

Жмурюсь. Лезвие коснулось кожи и… исчезло? Взглянув на мужчину, натыкаюсь на почти неуловимое сожаление. Чтобы разобраться чем оно вызвано, пришлось вновь сфокусироваться на проклятом ординарии. Шрам на его щеке превратился в ломанную линию и всё из-за того, что Агустин отвратительно скалился, пожирая по ложечке моё спокойствие.

— Эрнесто, — ласково обратился ординарий к светловолосому инквизитору подле себя. — Возьми и передай его.

Эрнесто зарделся и жутко разволновался, когда ему вручили столь ценную вещь. Репрезалия — так они нарекли кинжал с выгравированным на рукояти распятым Иисусом. Мари писала, что им они наносили тысячи порезов, тем самым очищая кровь провинившегося ведуна.

— Ты обидела друга церкви. Нанесла увечья нашим братьям. Предстала перед мужчинами в образе порочной девки, — низко прогудел Агустин. С маниакальной жадностью он стремился запугать меня всё сильнее. — Посмела не повиноваться. Твои грехи бесконечны, ведьма. И ты заслуживаешь боли.

Глаза заслезились: похоже, лезвие репрезалия было пропитано отваром из полыни. Вопреки расхожему мнению ордена, трава не убивала ведунов, но тормозила потоки магии, заставляла рану зудеть и препятствовала затягиваю раны. Грязный ход, как и всё в этом низком человеке.

Валерио поудобнее перехватил оружие и приготовился. Я слышала, как скрипнули его зубы от негодования. Он не желал причинять мне лишних страданий, но мы оба знали, что для успеха, ему необходимо сделать это. Мужчина полоснул меня по ладони. Шипя, я молча наблюдала за его действиями: вот он капает кровью на коробку, механизм щёлкает, и он вытирает оружие подолом рясы. Оставалось пройти последнюю защиту.

Валерио передаёт сейф мне. Я задержала дыхание, всё ещё сомневаясь в том, что он действительно пойдёт на это.

« Когда она окажется у вас, ударьте меня и бегите в лабиринт, — эти слова без особых усилий слетают с его языка, что в них с трудом верилось. — Бегите, не оглядываясь и не колеблясь. Это ваш единственный шанс. Ибо другого уже не будет».

Меня не собирались отпускать, что разумно. Я видела то, что не должна, знала предателя в лицо, а ещё наговорила столько богохульств. Всё в лице ординария говорило, что после всего, он займётся мной лично. И это было бы невыносимее молельной комы или избиения.

Когда наши глаза встретились, Валерио едва заметно кивнул. Покрепче ухватившись за края коробки, я ударяю ей инквизитора куда-то в область челюсти. Мужчина пошатнулся и отступил.

Агустин сместил одну из чёток. Болезненные вибрации лишь немного коснулись моих волос. Я успела пересечь зону досягаемости розария.

ℒℒℒ

Пожалуй, столь интенсивной физической нагрузки мне не приходилось переживать. Пригибаясь так, чтобы за зелёными кустарниками, ростом с меня, не было видно макушки, я полностью доверилась интуиции.

Треск веток. Торопливое шарканье обуви. Сбивчивое и громкое дыхание. И повороты. Повороты. Повороты. Бесконечные повороты, что завели в тупик. Преграда, усеянная розами и их острыми шипами, поймала меня в клетку.

— Куда она побежала? — раздалось за растительной стеной сбоку.

Я присела на корточки, нервно зажала рот, боясь издать хоть малейший звук, и стала прислушиваться. Их было двое. Перебросившись несколькими негромкими фразами, они свернули в противоположную сторону.

— Близко… так близко, — прошептала я, прикусив кончик указательного пальца. Порез от Репрезалия ни на секунду не прекращал пульсировать. Подозреваю, что заботливый Агустин натёр лезвие не только полынью. Всё это так изматывало. Слабость обрушилась совсем некстати. Надо продержаться. Но как бы не уговаривала себя, не получалось заставить себя думать, двигаться, бороться.

— Зайдём справа. — от говорящего веяло чем-то умиротворяющим и знакомым.

— Я не собираюсь заходить в собственный дом, как воришка, — вторил ему сухой и ворчливый голос. — Впрочем, в какой-то степени это разумно. Наше появление ошарашит их.

Время остановилось. Я поражённо вслушивалась в спор.

— Плевать мне на инквизиторскую реакцию. Меня волнует только сестра. Которую. Он. Оставил.

После этой фразы, я не сомневалась. Опасность, погоня, боль — всё перестало иметь значение. С шлепком плюхаюсь коленями на землю. Этот режущий ледяной тон был слишком родным.

— Мирослав, — зову брата сквозь сдерживаемые приглушенные подвывания.

Ведьмаки резко замолкают. За перегородкой что-то шуршит. Пускай я не видела брата, но его неуверенное «Софа» прозвучало совсем рядышком. Один короткий полувсхлип всё же вырывается из горла.

— Я сейчас. Потерпи. Секунду, — сбивчивое бормотание, за которым следует копошение, тяжёлое приземление и вот — на меня сверху с паническим выражением взирает Мирослав.

Хлопаю глазами. Мой брат, конечно, не карлик. Но стена была действительно высокой. Как он умудрился забраться на неё? «Боже, о чём ты вообще думаешь, Софья», — упрекнула я саму себя. Следует убираться с Мирославом подальше отсюда. Но тело отказывалось выдерживать нагрузку. Чары Лукаша, барахтанье в воде и рана дали о себе знать, обрушившись на меня мощной лавиной.