По следам карабаира. Кольцо старого шейха

— Как это — «не подходят»?

— Барсук со змеей рядом не живут, — охотно объяснил он. — Лиса с волком — нет. А эти… вышли к дороге — сразу видно — чужие один к другому, совсем не подходят.

— Вы запомнили их?

Итляшев слегка пожал плечами и бросил снисходительный взгляд на Дараева.

— Я охотник.

— Тогда — как они выглядели?

Итляшев откашлялся, полез в карман суконной куртки за носовым платком, степенно вытер тонкие губы и стал рассказывать с той же спокойной обстоятельностью, которая сквозила в каждом его движении. По его словам, на одном из встретившихся ему неизвестных была одежда с чужого плеча. На угловатом высоком человеке, лица которого он не видел, потому что тот, сморкаясь, прикрыл его носовым платком, мешковато сидел комбинезон, какие носят железнодорожники и мастеровые паровозных депо. Глаза Итляшев запомнил: маленькие, бегающие и злые. Второй — ниже среднего роста, грузноватый, в брезентовом плаще с капюшоном и охотничьей винтовкой, но не охотник. На вопрос Жунида, почему Итляшев сделал такой вывод, зверолов ответил: «Сытый. Толстый, Руки чистые, белые. Ружье плохо держит. Не охотник». Третий… тут Итляшев неожиданно развел руками — не знаю, мол, что и сказать.

— Не рассмотрели его?

— Почему не смотрел? Все видел, все помню. Однако, крашеный он.

— Как это — «крашеный»!? Что вы имеете в виду? — не утерпел Шукаев.

— Брови крашены, борода. Под папахой седые виски, а борода и брови черные, как будто сажей намазал. Чужой весь, не настоящий.

— Грим, — прошептал Жунид.

— Как сказал? — спросил зверолов.

— Нет, ничего. Продолжайте.

Итляшев слегка насупился. Не любил, видимо, когда его перебивали. Посмотрел на притихших, скромно сидевших в углу на стульях понятых, как бы призывая их в свидетели, что не по его вине затягивается дело, и коротко, но с прежней степенностью, закончил:

— Тот, крашеный, мешок на спине держал. В мешке — баул. Все.

— Почему вы решили, что это баул? — подался к нему Жунид.

— Оглянулся я, когда они прошли. Сначала думал — коробка, потом, смотрю, ручка торчит.

— В мешке был четырехугольный предмет?

— Конечно.

— Тогда не баул, а чемодан?

— Не знаю. Разве это — не одно?

— Не совсем, — доставая чистый лист бумаги, сказал Дараев, — баул другой формы.

— Значит — чемодан.

— Ружье какое?

— Бердана.

— Вы не разговаривали с этими людьми?

— Я здоровался. Приветствовал, как положено. Не ответили. Мимо прошли. В глаза не смотрели.

— В котором часу это было?

— Тень от деревьев была, — сказал Итляшев. Вадим и Жунид переглянулись.

— А точнее не можете вспомнить? Часов при вас не было?

— Не носим. Зачем часы? И так скажем. Сейчас… Капканы проверил, домой пошел. Идти — два часа, немного больше, чем два. Дошел, разделся, руки помыл еще… смотрел — четыре часа было — значит…

— Значит, вы встретили их в половине первого, или где-то без четверти час?

— Так.

Это Жунид тоже записал в свой блокнот.

— Ну, что же. Спасибо вам, — Шукаев встал и протянул охотнику руку. — Большое спасибо вам, дорогой товарищ Итляшев. Благодаря вашей наблюдательности нам удалось установить нечто очень важное.

Итляшев тоже поднялся, с видимым удовольствием пожал руку Жуниду.

— Сейчас жена стол соберет, ужинать будем. Барашек есть, паста есть. Гостями будете.

— Нет. Благодарим, но — не обижайтесь — времени у нас в обрез, — сказал Дараев, протягивая зверолову протокол для подписи. — Вот здесь подпишите… и вы, — повернулся он к понятым.

— Да. Мы должны ехать, вы уж нас простите, — поддержал друга Жунид. — Для застолья не время сейчас — бандитов ловить надо.

Вопроса не последовало. Итляшев был не только наблюдателен, но и сдержан.

Когда они сели в машину, Шукаев довольно потер руки.

— Наконец-то хоть что-то конкретное, — сказал Вадим Акимович. У него тоже поблескивали глаза. — И этого человека не допросили по горячим следам. Какое головотяпство.

— А что «наконец-то»? — хитровато улыбаясь и глядя сбоку на Дараева, спросил Жунид.

— Опять чемодан, — сказал Вадим и погрозил другу пальцем. — Нечего прикидываться, ты не хуже моего понимаешь, что деталь, которая в третий раз попадается нам по пути, не может быть случайной. Сам же меня пристыдил!

О чемодане говорили буфетчик столовой, где после получения денег обедали Барсуков и Кумратов, пасечник Юсуф и, наконец, Итляшев…

— Значит?..

— Значит, по крайней мере один из людей, фигурирующий в показаниях этих трех лиц, — преступник. Он был с ними в столовой, — тогда фибровый чемодан был еще пуст; он тащил чемодан в мешке — по-видимому, еще пустым; и он же держал его На коленях, сидя на бричке, проезжавшей мимо пасеки Юсуфа. Вот тогда чемодан, пожалуй, уже был набит деньгами…

— Уж не фантазируете ли вы, доктор Ватсон? — усмехнулся Жунид, поддразнивая друга.

Тот не уловил шутливой интонации и принялся доказывать свою правоту.

— Пойми, Жунид, — в показаниях Итляшева все чрезвычайно важно: и чемодан, и берданка, если ты заметил, и загримированный третий. Я почти уверен, что эта троица и убила обоих. Они же — похитили деньги.