Вскоре достигаем берега Убсу-Нура, одного из крупнейших озер Монголии. Направо — длинная цепь высоких гор; ее вершины Цаган-Хайрхан-Ула и Хан-Хухэй-Ула закрывают горизонт. Налево — отражение тех же гор в черной воде огромного озера. Обширные луга между горами и озером поросли какой-то пахучей травой. От сильного дурманящего аромата разболелась голова. С воды поднимается пестрая птичья стая и с криком уносится вдаль. Воздух неподвижен; духота и зной усиливают пьянящий аромат. Вылезаем из грузовика, чтобы немного размяться и определить, какое же растение испускает этот одуряющий запах. Весь луг покрыт сероватой травой, похожей на полынь. Зверей здесь, видимо, нет. Но вот поднимается ветер, и на озере начинается волнение. Убсу-Нур — самое крупное соленое озеро в Монголии и после Хубсугула у него самая большая акватория.
Некоторое время следуем вдоль берега, а затем сворачиваем в сторону. Более часа едем, не видя воды, как вдруг далеко на горизонте среди степи возникает белый парус. Его мерцания напоминают нам призрачные озера в пустыне, и мы понимаем, что это шутка раскаленного воздуха. Степной мираж на этот раз дразнит нас двумя белыми юртами. Мы уже начинаем опасаться, что заблудились, как вдруг около шести часов вечера показываются строения государственного хозяйства. Оно расположено на речке Барун-Туру и носит то же название. Нас уже ждут. Быстро снимаем с грузовика вещи, немного освежаемся и идем знакомиться с поселком.
Госхоз создан в 1943 году. В центре стоят красивые здания. Это мастерские, хозяйственные строения, конторы и жилые дома. Я уже успел привыкнуть к тому, что степной народ живет в юртах, и дома меня поражают. Мы попали в Монголию будущего. Строения окружены деревьями и кустарником, внизу журчит Барун-Туру.
Нас везут осматривать хозяйство. Среди довольно большого поселка, состоящего на этот раз из юрт, встречаем мужчину в белом халате. Он показывает нам большой электрический сепаратор, работающий в центральной юрте. Рядом, уже ручным способом, прессуют масло и перерабатывают отходы. Юрты окружены низким каменным забором.
С гордостью показывают нам работники госхоза свои телятники, перед которыми на привязи резвятся их обитатели. В коровнике нас приветствует веселая группа доярок в белых халатах. Старшая из них рассказывает о последних достижениях. Отсюда идем в мастерскую, где собирают и ремонтируют сельскохозяйственные машины. Под конец нам еще показывают мастерскую-передвижку. В большом закрытом грузовике установлен токарный станок и сложено много всевозможных инструментов. Передвижная мастерская спешит на выручку трактористам и комбайнерам в тех случаях, если у них что-нибудь не ладится во время работы в степи.
При осмотре этого вполне современного хозяйства мне бросаются в глаза телеги на цельных деревянных колесах. Спрашиваю у одного из молодых руководителей госхоза, почему не отправят в музей эти телеги, считавшиеся устаревшими еще во времена Чингис-хана. К удивлению своему, узнаю, что телеги новые, сделанные совсем недавно.
— Поверьте мне, — уверяет мой новый друг, — для нашей каменистой почвы такие колеса подходят как нельзя лучше.
Вот так и живут здесь рядышком старинная телега и современный комбайн. За зиму в госхозе построили несколько новых зданий и подвели их под крышу: теперь плотники заканчивают потолочные перекрытия. Здесь, в Северной Монголии, экономить дерево не приходится.
Только вечером заканчиваем осмотр хозяйства. Наши комнаты обставлены гнутой алюминиевой мебелью, в углу большой радиоприемник, на кроватях мягкие шерстяные одеяла. Просим чаю и говорим, что хотели бы сразу после чаепития лечь. Вскоре нам сообщают, что чай готов, и ведут в большой зал. Длинный стол ломится от всевозможных яств. За столом ожидают нас все руководители госхоза и некоторые другие работники. Мне очень хочется пить, но чаю на столе нет. Тянусь к большому кувшину с водой и спрашиваю: не аршан ли это? (По-монгольски аршан — минеральная вода.) Мне отвечают утвердительно. Наливаю полный стакан и делаю большой глоток. Окружающие смотрят на меня с веселым любопытством. Лицо мое, очевидно, сморщилось в страшную гримасу, потому что все разражаются звонким смехом. В кувшине оказалась прозрачная молочная водка — ужасный напиток!
— Какие же вы обманщики! — протестую я, смеясь в свою очередь.
— И вовсе мы не обманщики, — весело откликаются хозяева. — Для нас это аршан!
Первоначально слово «аршан» означало «нектар», «живая вода», «напиток вечной молодости». У французов ведь водка тоже называется «eau-de-vie», то есть «живая вода». Слово «аршан» — индийского происхождения и первоначально звучало как «рашиан». Мои сотрапезники назвали водку нектаром, и в этом не было никакого обмана, потому что они ее действительно любят.