По следам конквистадоров

Как следствие огромного недохвата мужчин, о причинах которого я уже говорил, парагвайские нравы приобрели некоторые оригинальные особенности, и тут вошла в обычай своеобразная форма многоженства. Ни правительство, ни церковь, насколько я заметил, никакой борьбы с этим явлением не вели, ибо при таком положении оно было неизбежно и стране, в конечном счете, выгодно.

Разумеется, это не значит, что парагвайцы обзаводились гаремами. Но многие, помимо своей официальной, венчаной жены, имели одну или несколько неофициальных. Все эти жены жили в разных местах, но о существовании друг друга прекрасно знали и в силу необходимости с таким положением мирились. Общий муж распределял между ними свое время, от каждой жены имел обычно кучу детей, точного количества и имен которых иной раз толком не знал или не помнил, но заботился о них одинаково, в меру своих средств и возможностей. Так, например, у одного из парагвайских президентов того времени было больше трехсот сыновей, которых он с отеческой любовью пристроил на видные места во всех отраслях военной и гражданской службы.

Дети от таких побочных браков в Парагвае пользуются всеми правами законных и в их положении ни общество, ни они сами ничего зазорного не видят. Девушку, имевшую ребенка, никто тут этим не попрекал и даже наоборот, относились к ней с уважением. Парагвайки отличные, заботливые матери и многие из них, наплодив детей от случайных связей, тяжелым трудом содержали семью и как-то умудрялись всех поставить на ноги.

Оригинален, между прочим, парагвайский способ ношения детей: отправляясь куда-нибудь и имея при себе ребенка, не способного еще к самостоятельному передвижению, мать сажает его верхом на свое бедро, сбоку. Парагвайчата с самого нежного возраста так привыкают к этому способу езды, что шенкелями владеют в совершенстве и руками за мамашу почти не держатся.

Почти рядом с нами находилась чакра очень симпатичного крестьянина, дона Грегорио[11], человека еще не старого, но многодетного. Он побывал в армии, дослужился до сержанта, был очень неглуп и отлично говорил по-испански. Я частенько наведывался к нему после работы, послушать его рассказы и поупражняться в языке. Как водится, во время этих разговоров мы выпивали по стаканчику каньи, а потом без конца сосали терере, которое обычно нам сервировала одна из трех дочерей хозяина. Все они были красивые девушки, особенно средняя, Анита, и я часто исподволь любовался ею, а однажды, когда мы немного подвыпили, не столько от наплыва чувств, сколько желая сделать собеседнику приятное, сказал:

— Какая красавица ваша Анита, дон Грегорио, от нее прямо глаза оторвать трудно.

— Анита вам нравится, дон Мигель? — ответил польщенный отец. — Так берите ее себе! Она добрая девушка и будет вам верной подругой.

— Так я же женат, — пробормотал я, ошарашенный таким предложением,

— Ну и что тут такого? Я тоже женат, а у меня есть и вторая семья. Можно поселить Аниту в Велене, у моих родственников, будете туда к ней ездить, когда захотите. Жалко девочку, ведь ей все равно иной доли нет, а вы человек хороший,

— Что же ей жизнь-то портить! Ведь я все равно тут долго не останусь.

— Если далеко уедете, вернется ко мне, и только. Бог даст к тому времени и ребенка родит, вот и будет счастлива.

Грустно было слушать эти простые, но страшные по своему внутреннему содержанию слова, за которыми скрывалась трагедия девушки и боль отца за ее судьбу. Со всей возможной деликатностью я замял этот разговор. Дон Грегорио его тоже не возобновлял, но было заметно, что мой отказ удивил и огорчил его.

Змеи и насекомые

Едва мы приступили к работе, что на наше несчастье совпало с наступлением самой сильной жары, у всех начали появляться акклиматизационные заболевания. Но в этом судьба оказалась к нам довольно милостивой: желудками и внутренними болезнями никто не страдал и дело ограничилось только накожными явлениями.

В ту пору достаточно было малейшего укола или царапины, чтобы на этом месте образовался нарыв. Впрочем, часто они возникали и сами по себе, без всяких внешних повреждений. Едва заживал один, рядом появлялся другой, потом третий и т. д. Некоторые покрывались невыносимо чесавшейся сыпью, у других под кожей, наподобие червяка, переползала с места на место какая-то красная припухлость, тоже сильно зудевшая, у третьих на руках и ногах образовались пузыри, вроде ожогов. У детей ноги покрывались болячками, переходившими в открытые язвы. Никакому лечению все это не поддавалось, а несколько месяцев спустя само прошло.

Правда, старожилы, начиная с генерала Беляева, дали нам множество самых разнообразных и даже противоречивых советов, как избежать недомоганий или свести их на минимум. Лично я не придерживался ни одного из них и от акклиматизации пострадал меньше всех — дело ограничилось двумя-тремя нарывами.