По следам конквистадоров

Мы принялись пробираться сквозь чащу, но по мере нашего продвижения вперед, рев животных отодвигался в глубину леса и вскоре совершенно затих вдали. Не солоно хлебавши мы вернулись домой. Лишь кто-то один, не теряя надежды, остался бродить по лесу и возвратившись вечером уверял, что догнал таки стадо диких свиней, в котором было не меньше пятидесяти голов, стрелял по огромному кабану, но за дальностью расстояния дал промах и все свиньи сейчас же скрылись в зарослях.

Не очень поверив этому, на следующий день мы принялись расспрашивать о здешних диких свиньях соседа-парагвайца и рассказали ему про наш вчерашний случай. Он долго смотрел на нас с недоумением, но наконец понял и расхохотался.

– Это обезьяны, – пояснил он. – Особая порода, так называемые ревуны. Они ходят большими стадами и орут совсем как свиньи. А диких кабанов тут поблизости нет. Раньше были, но теперь, когда здесь поселилось много народу, все ушли ближе к реке. Там, в речной сельве, их еще можно встретить, но ходят они в одиночку или небольшими семьями.

Все же многие из нас не сразу поверили в ревунов – обидно было расставаться с кабаньей мечтой. Однако парагваец оказался прав. В дальнейшем ревуны очень часто кричали вокруг колонии, но на открытых местах никогда не показывались, а при приближении человека сразу переставали орать и по низу, не взбираясь на деревья, уходили в глубь леса. Нашим плантациям они никакого заметного вреда не наносили.

Подобные ложные тревоги бывали у нас первое время довольно часто. Однажды, три наших дамы, уже в поздние сумерки мывшиеся у лесного источника, прибежали домой полуодетые и с намыленными волосами – по их словам какой-то крупный зверь заворочался и зарычал в чаще, в нескольких шагах от них. Туда бросились мужчины с ружьями и на указанном месте обнаружили… корову.

В другой раз я проснулся ночью от какого-то скандала, поднявшегося в свинушнике, там наши свиньи визжали и хрюкали во всю мочь. Думая, что к ним забралась пума, я схватил наган и помчался на выручку. Светила полная луна и подбегая я увидел как из свинушника выскочил какой-то зверек, величиною с кошку. Я выстрелил и промахнулся, „пума“, которая оказалась опоссумом[12], благополучно скрылась в кустах. Вероятно, бедняга рассчитывал полакомиться остатками помоев, а негостеприимные свиньи приняли его „мордой об стол“.

В чаяньи встреч с ягуарами, пумами и иными опасными неожиданностями, мы первое время не расставались с револьверами, а входя в лес расстегивали кобуру и были начеку, чтобы вовремя отразить любое нападение. Однако довольно скоро не без некоторой грусти все поняли, что мы находимся в самой мирной и благонамеренной глуши и что в окружающем нас лесу опасностей не больше, чем на любой парижской улице. Все звери, какие тут были, бежали от человека без оглядки.

Револьверы безжизненно повисли на гвоздях под нашими навесами и о них вспоминали преимущественно тогда, когда надо было на радостях или по пьяному делу пострелять в воздух.

Огородничество и садоводство

С овощами и зеленью, столь обычными в ежедневном меню каждого европейца, в Парагвае дело обстоит значительно хуже. В столице их недостаток ощущается меньше всего, так как в окрестностях есть большие и хорошо организованные огороды, которые в сезон поставляют на городской рынок свои продукты.

В это время тут можно было, хотя и дороговато, купить все, что продается на любом европейском базаре. По миновании сезона многое и, в частности, почти вся зелень, исчезает, а то, что остается, сильно поднимается в цене и делается мало доступным человеку скромного достатка. Цена килограмма картофеля, например, в мое время равнялась цене десяти ананасов, а кустик очень неважного салата – цене шести дюжин апельсинов.

В провинции, особенно в тропической зоне, недостаток овощей и зелени ощущается круглый год. Огородничеством тут никто не занимался, так как оно требовало большого и упорного труда, который, к тому же, себя не оправдывал, ибо местные парагвайцы привыкли обходиться без зелени, а иностранцев в таких местах было очень мало. Лишь в редких случаях здесь можно увидеть где-либо возле жилья грядку лука да несколько кустиков укропа. За весь год, проведенный в концепсионском районе, я не видел ни одного огурца или помидора, ни бурака, ни морковки, а салат ел только один раз во французском отеле.

Живя в колонии, никакого ущерба для здоровья от недостатка зелени мы не ощущали, так как витаминами нас вполне обеспечивали местные фрукты. Но стол наш без огородины был убийственно однообразен. Первое время, пока средства позволяли изредка покупать макароны и рис, было еще ничего, но позже все наши кулинарные возможности свелись к трем продуктам: мясу, кукурузе и маниоке, из которых, как ни изощрялись хозяйки, нельзя было состряпать более полудюжины кушаний, довольно похожих одно на другое. Раз в неделю, вместо всяких салатов, нам отпускали к обеду по половинке сырой луковицы и мы ее смаковали как высший деликатес.