По следам конквистадоров

С этими словами подвел он нас к нескольким вкопанным в землю столбам. Сверху были положены жерди для крыши, но ни самой крыши, ни стен не было в помине. Атаман торопит: „Выгружайтесь, не задерживайте возчиков!“ Ну, сложили мы вещи в „отель“ и стоим как дураки. Атаман пожелал нам спокойной ночи и ушел. Моросит дождь, темно, хоть в морду бей, мы мокрые и усталые как собаки, с нами, заметьте, женщины и дети, а обсушиться нельзя и деваться некуда, нет даже огня. Сами понимаете, какие тут благодарности и пожелания сыпались в адрес генерала Беляева, Горбачева и прочих благодетелей, причастных к этому делу!

Наконец решили – не пропадать же так! Принялись при свете двух электрических фонариков, которые у нас нашлись, лазить на карачках по кампе и рвать мокрый бурьян. Закрыли им часть крыши и кусок стены, чтобы не забивало дождем.

Утром показалось солнце, мы обсушились и давай осматриваться. Видим, не ошиблись, никакой станицы нет. Пришел атаман – единственный, кажется, человек, оставшийся тут из первой группы, и говорит: „Можете выбирать себе по куску леса, кому где нравится, и приступать к расчистке.“ „А где же, спрашиваем, инвентарь? – Какой, отвечает, вам еще инвентарь? Все надо покупать самому. Дают только землю, да и то с нею дело темное: говорят, она принадлежит вовсе не казне, а какому-то крупному помещику и очень возможно, что он нас отсюда выпрет, как только мы ему подкорчуем немного леса.“ Ну, попробовал кое-кто из нас рубить лес и строить себе хибарки, но куда там! Деревья поблизости остались только никуда не годные и кривые, из них и столба не выкроишь. Не прошло и месяца, как почти все разбежались.

– Ну, а хоть паек-то вам давали? – полюбопытствовал я.

– Привозили раз в неделю фасоль, кукурузу и мясо. Но ни муки, ни хлеба. Мясо в такой жаре не то что неделю, и до вечера не сохранишь, приходилось резать его на полосы, вялить на солнце, а потом полу-вонючим варить. Этим и ограничилась вся помощь „Колонизационного Центра“, который оказался частным предприятием генерала Беляева. Сам он имел благоразумие в „станицу“ с нами не поехать – прямо из Энкарнасиона повернул оглобли домой.

– Простите, капитан, за вопрос, – сказал кто-то, – а вы с досады не сгущаете ли краски?

– Зачем я стал бы их сгущать? Ведь через неделю вы сами туда попадете и увидите все это воочию. А месяца через три-четыре, уверен, почти все будете в Аргентине, вот тогда и продолжим этот разговор.

Когда мы передали все это возвратившемуся с берега Керманову, он только досадливо отмахнулся:

– Охота вам слушать всяких неврастеников и брехунов! Что же они, по-вашему, заслуживают большего доверия, чем известный всему русскому Зарубежью генерал? Надо просто гнать в шею подобных провокаторов!

Мы не знали, что и думать. Если даже в рассказах возвращенцев были преувеличения, то все же от хорошей жизни не бегут, а они сбежали. Было очевидно, что на практике все получается далеко не так гладко, как в теории.

А будущее показало, что в этих рассказах особых преувеличений не было. Месяца два спустя, в газетах появился официальный отчет русского священника, отца Михаила Кляровского, который специально ездил обследовать „станицу имени генерала Беляева“ и положение тамошних колонистов. Никакой станицы он не обнаружил и, по его словам, „нашел только пустое место, почему-то названное станицей, да несколько русских семей, которые находились в ужасном положении. Они плакали и проклинали тех, по чьей недоброй воле туда попали“.

Вверх по Паране и Парагваю

Останавливаться на описании Буэнос-Айреса не стоит: об этом огромном городе, одном из крупнейших в мире, писалось уже столько, что каждый читатель представляет себе его почти так же хорошо, как Париж или Нью-Йорк. Отмечу только очень удобную планировку улиц и систему нумерации домов – в совокупности это позволяет ориентироваться тут гораздо легче, чем в европейских столицах.

Здесь кипела и деловая, и праздная жизнь, последняя почти не замирала и ночью. Из ресторанов и увеселительных заведений лились приторные напевы всевозможных танго, витрины бесчисленных магазинов были великолепны, изобилие переливалось через край, а дешевизна нас просто поразила. Когда покупая что-нибудь, мы спрашивали цену и сравнивали ее с европейскими, нам первое время казалось, что мы плохо поняли торговца или что он над нами потешается. И группа воздержалась тут от широких закупок лишь потому, что в Парагвае, по уверениям старожилов, все нам необходимое стоило еще дешевле.