Читаем По следам конквистадоров полностью

Сами парагвайцы в своей внешности решительно ничего кинематографического не имеют и самым популярным головным убором тут служит обыкновенная фетровая шляпа, обычно черная. Только в случае исключительной бедности она заменяется соломенной, но без всяких претензий на ковбойские фасоны. Таким образом, максимум экстравагантности в костюме, которую можно себе позволить, не рискуя показаться смешным, это «рыцарские» шпоры на сапогах, да запорожской ширины шаровары. В холодные дни уместно дополнить этот наряд парагвайским плащом «пончо», красного цвета[20] и вне зависимости от погоды, огнестрельным оружием.

Было уже почти темно, когда приблизившись к опушке прибрежного леса и с трудом отыскав тропинку-туннель, мы погрузились в полнейший мрак зарослей, по которым предстояло ехать еще километра два. Не было видно даже поднесенной к собственному носу руки, лошади спотыкались о корни деревьев, всадников хлестали по лицам невидимые ветви, наконец переднего едва не вырвала из седла висевшая через дорогу лиана. Пришлось спешиться. Взяв коней под уздцы и перекликаясь, мы ощупью пробирались сквозь сельву. Через полчаса впереди немного посветлело и один за другим все вышли на поросшую травой и редкими деревьями поляну.

В двадцати шагах от нас виднелась темная поверхность реки, в которой, как в черном зеркале, отражались звезды. Противоположный берег был довольно высок, на нем дыбилась уходившая в небо стена леса, а у подножья, будто взрывами выброшенные из воды, вздымались отдельные, но от того еще более величавые и пышные кусты бамбука. Место было так первобытно красиво, что мы, в соответствии с обстановкой, по-дикарски выразили свой восторг громкими криками и пальбой в воздух.

Вскоре лагерь был разбит, кони расседланы и стреножены, им тут было вволю травы. В нескольких шагах от реки, под шатром огромного дерева, с которого змеями свешивались лианы, пылал большой костер. Вокруг него, на разостланных одеялах и попонах, расположилась вся наша компания. Некоторые уже успели и выкупаться. Дамы вытаскивали из вьюков свертки с провизией и сервировали «стол». На ветку соседнего дерева бесшумно опустилась довольно крупная сова и уставилась на нас немигающими круглыми глазами.

В груди нарастало чувство какое-то безотчетного удовлетворения, почти счастья. И даже не верилось, что где-то есть большие города, шумные улицы, электрические фонари, стремительно мчащиеся автомобили… Все это — по ту сторону стены, которую цивилизация воздвигла между человеком и природой, а по эту, по нашу сторону — дикий лес, затерянная в дебрях река, тишина, простор и истинная, а не запрограммированная политиками свобода, — не это ли для человека самое нужное и ценное? В такие минуты Парагвай казался мне прекрасным, и сердце отказывалось верить, что я его когда-нибудь по доброй воле покину.

За едой, выпивкой и веселой болтовней время летело незаметно и некоторые уже начали поклевывать носами. В минуту наступившей тишины на противоположном берегу явственно прозвучал треск валежника и шум раздвигаемых зарослей. Мы насторожились. Через некоторое время шум послышался снова. Было очевидно, что какое-то крупное животное ворочается в чаще, возле самой воды, в каких-нибудь ста метрах от нас. Правый берег Ипанэ, от которого на десятки верст тянется непроходимая сельва, совершенно необитаем, там не могло быть ни человека, ни коровы.

— Тапир, — шепотом сказал кто-то.

— Может быть и ягуар, — добавил другой.

Взяв заряженный карабин, я взвел курок, подошел к самой кромке берега и приготовился стрелять с колена, как только зашевелятся кусты, до которых достигал свет нашего костра. Прошла минута напряженной тишины, снова послышался треск, — я прицелился и вдруг прямо против мушки моего карабина вспыхнула спичка! Я едва успел удержать палец, уже давивший на спуск.

— Какой черт там лазит? — заорало сразу несколько голосов.

— Да не черт, а я, — откликнулся с того берега ленивый голос Яцевича.

— Какая нелегкая тебя туда занесла?

— Хотел вам сюрприз устроить, разложить здесь наверху костер, да пока переплывал реку спички подмокли. Еле зажег одну, и та сразу погасла. А ну, плыви сюда кто-нибудь с огнем!

При мысли, что едва не застрелил приятеля, я почувствовал потребность освежиться. Переоблачившись за ближайшими кустами в купальные трусики, взял в зубы коробок со спичками, переплыл реку и присоединился к Яцевичу. Не без труда вскарабкавшись на крутой обрыв, мы сложили здесь огромную кучу валежника и разожгли костер, фантастическим заревом осветивший всю реку. С левого берега нас приветствовали пальбой и восторженными криками.

Перейти на страницу:

Все книги серии Судьбы русской эмиграции

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное