По следам легенды

Карпаты стояли в осеннем золоте, молчаливые, грозные. На дальних полонинах, на горных тропах появились первые партизаны. Он рвался к ним всем сердцем, торопил подготовку группы. И путь его к Карпатам лежал через Геленджик. Туда Олекса и его товарищи отправились воинским эшелоном. Он медленно пробирался на юг мимо других эшелонов — с красноармейцами, орудиями, мимо санитарных поездов, мимо забитых беженцами вокзалов. Этому составу уступали дорогу…

В Геленджике, где еще было спокойно и море тихо катило волны у самой кромки небольшого аэродрома, Олекса и его товарищи расположились в маленьком домике. В один из вечеров, когда нетерпение уже достигло предела, они слушали сводку от Советского Информбюро.

Левитан с горечью сообщал:

— В истекшие сутки шли тяжелые, кровопролитные бои на всех фронтах… После упорного сопротивления наши войска оставили города…

Над Карпатами свирепствовали необычные для зимней поры грозы. Порывистые ветры схватывались в единоборстве на верховине и полонинах, раскачивали вековые сосны, гнули к земле буки и ясени.

Под снегопадами стыли в молчании редкие села, искали спасения от бурь овечьи отары, вышли из берегов и стремительными потоками ринулись в долины горные реки, разбивая в щепки плоты.

Молнии били огненными стрелами по вершинам.

Вылет в связи с непогодой откладывали несколько раз. Олекса и его товарищи нервничали, ожидание угнетало сильнее предстоящих опасностей. Здесь, над южным маленьким аэродромом, небо было чистым и голубым, как-то даже не верилось, что где-то его рвут на части грозы.

Олекса настаивал на вылете в любых условиях. Его убеждали, что это верная гибель… Он и сам понимал, что с грозой не поспоришь, однако уплывало драгоценное время и рушился так тщательно отработанный план заброски его группы в тыл врага.

Наконец синоптики сообщили, что грозы уходят от Карпат в сторону, однако ветер не стихает… Но ждать уже больше было нельзя, и группа получила «добро» на вылет.

Самолет набрал высоту и взял курс на северо-запад. Он скользил в ночной январской мгле почти бесшумно, без бортовых огней. Сильный встречный ветер раскачивал его, переваливал с крыла на крыло.

В слабо освещенном салоне с наглухо закрытыми шторками иллюминаторами на металлических скамейках расположилась группа десантников из шести человек. Это были люди разного возраста: самому старшему около сорока пяти, самому молодому чуть перевалило за двадцать, остальные — на рубеже четырех десятков. И у всех — оружие, снаряжение, рюкзаки…

Олекса выбрал место ближе к пилотской кабине на откидной скамейке. На нем была армейская форма без знаков отличия, автомат он закрепил ремнями к рюкзаку.

— К нему и обратился командир экипажа, вышедший из пилотской кабины:

— Товарищ Первый, через несколько минут будем у цели… Приготовьтесь.

Десантники догадались, что он сказал, задвигались, проверяя снаряжение.

— Где мы сейчас? — Командир группы открыл планшет с картой.

— Вот здесь. — Летчик узким лучом фонарика высветил точку на карте. «Ясиня» — было написано название населенного пункта.

Командир группы сквозь ночную мглу ясно увидел Ясиня — село лесорубов и чабанов, бедняцкие хаты и дома-крепости кулаков. Он родился в этом селе, это была его родная земля.

Ясиня со всех сторон окружены горами, будто каменным поясом. Такие села называли издавна сердцем Карпат. На севере виднеются Горланы. На западе — вершины Близлецов, на юго-востоке — Черные горы с Петросом и горою Поп-Иван. Но над всеми вершинами поднялась красавица Говерла.

Горы и леса долго были для него и жизнью, и всем миром. И даже солнце он встречал, когда оно поднималось из-за гор, и провожал его ночевать тоже за каменную гряду.

Командир группы десантников вдруг так ясно увидел восходящее солнце, что зажмурился, будто лучи его нестерпимо брызнули в глаза. Он пришел в себя оттого, что летчик тряс его за плечо:

— Погода опасная, товарищ Первый. Разбросает вас по всем Карпатам…

— Можно ниже? — спросил Первый.

— Нет! — прокричал летчик. — И так чуть макушки гор не цепляем. Может, возвратимся? Не будем рисковать?

Первый отрицательно покачал головой, поправил лямки своего парашюта.

— Будем выбрасываться.

Летчик взглянул на часы, отбросил массивные защелки на двери, открыл ее. За бортом была мгла, ветер играл в прятки с ночью.

Десантники встали.

— Удачи вам, хлопцы! — крикнул летчик, поднял и резко опустил руку.

Один за другим десантники исчезали в проеме двери. Первый подождал, пока выбросились во тьму его товарищи, улыбнулся летчику — свет сигнального фонаря над дверью к экипажу выхватил из полутьмы его лицо — и шагнул в пропасть.

Он приземлился на склоне горы, среди высоких сосен, черневших в темноте. Здесь, на земле, было тише, и только раскачивавшиеся вершины деревьев говорили о том, что ветер не стих.

Олекса сложил и спрятал в снег под приметным деревом парашют, проверил оружие, сверился по карте, где находится.