Пальцы хрустнули от силы, с которой я кулаки сжал. Во рту сухо стало, а сердце застучало словно глубже. И Лери, смеющаяся громко, как назло, привиделась в объятиях этого шан’ниэрда. Будто нам с ней мало испытаний выпало. А затем зажмуриться пришлось и жгучую злость перетерпеть — зачем она с уродами связалась? Ничего… Опомнилась, ко мне пришла вовремя и теперь хорошо все будет. Наконец-то.
— От нее держись подальше, — открыв глаза, твердо произнес я. И пусть он уважаемый, но Лери обидеть не позволю. — Я люблю ее.
— Любишь… — протянул шан’ниэрд, с грустной задумчивостью в ноги мне уставившись.
— Я пойду.
— Постой, Кейел, — тихо окликнул он, когда я уже развернулся. — Поговорить нам надо.
С почтением смотрит? С чего вдруг?
— Мы уже все обсудили, уважаемый. Мне больше нечего вам сказать.
— На «ты», раз уж начал, — поправил он мягко. Спину выпрямил, руки за спину заложил и серьезно добавил: — Это важно, Кейел. Я расскажу тебе кое-что о твоей прошлой жизни. Уверен, тебе будет очень любопытно послушать о себе. Ведь я знаю, — улыбнулся одним уголком губ и покосился в сторону ворот, — что тут произошло с тобой и Лери.
Конечно, хотелось его увидеть напоследок. Очень сильно хотелось.
— Что-то ты сегодня слишком веселая, — заметил Нард, подпирая ногами походный мешок.
Я набросила заплечную сумку на спину и рассмеялась, чувствуя при этом собственную нервозность на грани истерики. А может, не поправилась я вовсе? Но знахарка говорила, что мои душевные силы восстановились, хоть прежними никогда уже не станут.
— Наконец-то уходим из этой дыры! Какой же еще мне быть?
Роми, проходя мимо меня, показательно хмыкнул и с насмешкой покосился в мою сторону. Меня передернуло. Вот уж точно нервы — натянутые струны, и каждый с легкого прикосновения играет на них, как хочет.
Конечно, хотелось еще разок его увидеть…
— Елрех, ну скоро ты? — крикнула я, нетерпеливо перетаптываясь у крыльца и заглядывая в открытый дверной проем.
Раскаленные угли жгли камень в груди, кололи стопы, подгибали колени, ворошили мысли. Кейела видеть нельзя — хуже будет. Необходимо уйти быстрее и забыть сюда дорогу раз и навсегда.
— Елрех!
— Иду я, нетерпеливая человечка!
Она выскочила на крыльцо, бросила на меня недовольный взор, а затем прямо на крыльце стала подвязывать тесьмой очередной мешок.
— А это что? — Я нахмурилась.
— Грибы полезные, — не отвлекаясь от занятия, проговорила она. — Таких обычно не сыщешь, а тут целыми полянами растут. Доберемся до Заводи — нашим передам.
Я тяжело выдохнула в небо, но торопить ее не стала. Бежать отсюда надо. Как можно скорее бежать, пока предлог не нашелся к
Ке-йел. В этот раз обязательно получится забыть твое имя. Когда-то же должно получиться, правда?
Деревня оживала с зари, а может быть, и раньше. Местные жаловались, что место хоть и хорошее — урожайное, спокойное, дичью насыщенное, — но полноводная горная река часто устраивает стихийное бедствие. Поэтому тут не было отдельного участка под сараи, или даже лучше сказать фермы, какие я часто в других деревнях наблюдала, не было и огромных огородов на территории поселения. Видимо, деревни в Фадрагосе всегда строили и жизнь в них налаживали по месту — где и как придется. В Солнечной одно огромное поле под огороды находилось на относительной возвышенности, примерно, в километре от нее. Хлева стояли прямо в широких дворах, поэтому петухи пели на заре, а то и раньше. Еще в густом тумане и сумерках жители выводили мситов, коз, овец, каких-то ни то ослов, ни то мелких безрогих коров на дорогу, а пастухи гнали дальше в поле.
Деревня оживала рано.
Наверное, поэтому с утра мне удалось увидеть тех, кто ночами на окраине устраивал настоящие, по земным меркам, вечеринки — местную молодежь. Парни — девушек среди них, почему-то никогда не наблюдалось, будто они в деревне вели затворнический образ жизни, — стояли у ворот, дурачились, зевали, ждали кого-то, чтобы, видимо, уйти на работу. Кто и где из них работал, я не представляла и не хотела представлять. Несмотря на то, что из дюжины, а то и больше парней и мальчишек, не все были обидчиками Кейела, кого я прекрасно запомнила с той ужасной ночи, невзлюбила я их всех. Они казались мне болванами и малообразованными мужланами. Мне не нравились и их заискивающие взгляды в мою сторону, и шуточки, которые они себе позволяли, если заставали меня одной во дворе у знахарки, не нравились оскорбления и плевки в спину равнодушной Елрех, а особенно не нравились слухи, которые дошли до меня — они сделали из Кейела своеобразного дурачка и неудачника, типичного изгоя из высшего общества. Однажды мне удалось расспросить об этом милую старушку, проживающую по соседству с Кейелом, и она рассказала, что в детстве парень не выходил от знахарки, залечивая синяки, ссадины, ожоги, а то и жуткие ушибы и переломы. Взрослые не находили времени и управы на активных и с виду милых детишек. Я успела возненавидеть всех их.
— Сколько тебе, Асфи? — спросил вдруг Нард, когда мы прошли мимо отвратительного сборища.