По следам рыжей обезьяны

Необходимо было испросить разрешение великого множества индонезийских организаций, а тут еще меня задержал долгая забастовка почтовых работников в Англии, так что прошло несколько изматывающих месяцев, прежде чем я получил возможность продолжать работу. Однако эта задержка даже пошла мне на пользу — я лег в больницу на полное обследование. Я так и не выздоровел окончательно после зимы, проведенной в джунглях, и теперь расплачивался за это, кровью — буквально литрами крови, которые я вынужден был отдавать на исследование в лаборатории, рассеянные по всей стране. Список необычных заболеваний, которыми я страдал все рос и рос, пока не превратился в привычную мишень для шуток больничного персонала. Как только очередную болезнь диагностировали, ее тут же вылечивали, но я все еще чувствовал себя прескверно и вынужден был терпеть еще одно унижение — я сделался экспонатом номер один для всех студентов-медиков. Тому, кто первый поставит диагноз, предлагалась в награду кружка пива, но на выпивку никто не претендовал, так как самый главный эскулап решил попробовать новый тест и обнаружил, что я стал хозяином гельминта, до сих пор известного исключительно у собак! Но, когда покончили и с этим, всего две недели спустя чудовищный приступ малярии снова уложил меня на больничную койку. Совершенно ясно, что в таком состоянии я не смог устоять перед очаровательной блондинкой, которая навещала меня каждый божий день. Мы с Кэти обручились за несколько дней до того, как я вылетел в Сингапур; она обещала приехать ко мне осенью, и мы собирались пожениться в Индонезии.

Часть III Суматра, 1971

Глава 9 Снова на Суматре

Когда я наконец после очередной неразберихи с разрешениями на мою работу увидел Медан, административный центр Северной Суматры, уже наступил май. Медан — большой разросшийся город с населением от полумиллиона до двух миллионов человек — в зависимости от того, где вы проведете городскую черту. После Калимантана это была громадная перемена: население Сабаха насчитывает всего 600 тысяч жителей. Главный вид транспорта здесь называется бетча — в Китае это называется рикша. О длительном влиянии Голландии в Северной Суматре напоминают одноконные повозки, европейские овощи и забавные овцы и козы, которые путаются под ногами на окраинных улочках.

Как и вообще в Индонезии, в Медане можно различить два экономических уровня. Отель со всеми удобствами или обед в ресторане стоили кучу денег, зато снять комнатку на маленьком постоялом дворике или перекусить у придорожного ларька можно было практически за бесценок. Я избежал неудобств и того и другого образа жизни, потому что меня пригласил в гости сотрудник общества охраны природы, который жил в пригороде. Так началось мое знакомство с индонезийским образом жизни. Все блюда были настолько щедро приправлены жгучим красным перцем, что за едой я не мог вымолвить ни слова. Впрочем, это, возможно, было как раз к лучшему, потому что мой малайский, выученный на Калимантане, на Суматре казался довольно потешным, и стоило мне раскрыть рот, как все начинали покатываться со смеху.

В глубине дома находилась типичная индонезийская ванная, манди. Это была маленькая комнатушка, примерно два с половиной на три с половиной метра; в углу расположились высокая цементная бочка для воды и жестяной ковшик, из которого можно было обливаться. В середине комнаты вода стекала в большую дыру, одновременно исполнявшую и функции уборной. В доме мистера Маналу это помещение было стандартным, за одним только исключением — в манди обитала упитанная хозяйская свинья. Меня уверили, что это самое кроткое и добродушное существо, но, как я понял, она никогда в жизни не видела белого цвета кожи. Когда я в первый раз переступил порог, свинья принялась носиться вихрем по тесной комнатушке, визжа, как будто ее режут, и, пробегая мимо, больно цапнула меня за ногу. Я наспех кое-как умылся, зато остальные естественные потребности превратились в неимоверную пытку. До сих пор в моей памяти сохранился яркий образ: я, совершенно голый, восседаю посередине комнаты в позе орла, в любую минуту ожидая нападения этой жирной твари, которая засела в углу и смотрит на меня злобным взглядом, презрительно хрюкая.