По следам Штирлица и Мюллера

А для внутренней стабилизации в Германии деловые круги выдвинули в 1925 г. на президентских выборах кандидатуру фельдмаршала Гинденбурга, заведомо выигрышную. Он ведь уже был диктатором в кайзеровские времена, ему верили обыватели, с ним связывала надежды на лучшее армия. Займы по плану Дауэса позволили преодолеть кризис, началось бурное оживление экономики. Возникали, как грибы, новые предприятия, фирмы…

Хотя на самом-то деле этот расцвет во многом был эфемерным. Да и авторитет Гинденбурга был в действительности всего лишь продуктом беспардонной рекламы. Он и во время войны особыми талантами не отличался, все победы его войск обеспечил талантливый начальник штаба Людендорф. Но для подъема духа в период тяжелых сражений требовались «герои», а для сентиментальной немецкой публики «добрый дедушка Гинденбург» подходил как нельзя лучше. Кайзеровская пропаганда развернула мощную кампанию, прославляя его. Победы Гинденбурга раздувались и преувеличивались, его именем называли улицы, города, его портреты продавались всюду, школьникам задавали сочинения: «Почему я люблю дедушку Гинденбурга».

Когда он стал президентом, ему вообще исполнилось 78 лет. Он впадал в маразм, безвылазно «работал с документами» в своем поместье Нойдек, а дела решались с подачи его приближенных и советников. «Расцвет демократии» стал разгулом хищников и спекулянтов. Германию захлестнула коррупция. Самыми сомнительными путями наживались скороспелые состояния. Блеск «возрождения страны», воспеваемый прессой, оказывался лишь блеском огней ресторанов, варьете и публичных домов. А вливание кредитов по «плану Дауэса» и сменившему его «плану Юнга» привело к внедрению иностранцев в германскую экономику. Компания «Дженерал электрик» принялась заглатывать немецкую электротехническую промышленность, до войны державшую первое место в мире. Британская «Шелл» оккупировала рынок горюче-смазочных материалов. Фирма «Истмен-кодак» урвала 50 % акций заводов по производству фотопленки «Один-верке», «Интернэшнл телефон энд телеграф корпорейшн» полезла в дела радиопромышленности и производства средств связи…

Да, Германия стала «веселой». В кайзеровские времена она славилась суровой нравственностью, и даже у путешественников, следующих через немецкую территорию из Франции, строгие таможенники вырывали из книг фривольные картинки. Теперь страна превратилась чуть ли не в европейский центр развлечений. Парижские заведения демонстрировали публике кордебалеты в дюжину полуголых девиц, а на берлинских сценах сверкали телесами по сто — двести женщин в чем мама родила. Здесь это было дешево. Мужчин война повыбила, было много вдов, сирот. Хозяева нанимали исполнительниц за бесценок, за возможность поесть и принести домой объедки из кабаре, накормить детей. А в тайных притонах можно было найти такие зрелища и очаги такого разврата, что в других странах подобного вообще не было.

Все это обслуживало спекулянтов, нуворишей и иностранцев, хлынувших осваивать Германию. Американцы развлекались, швыряя сигареты из окон отеля — глядя, как немцы и немки давятся и дерутся за их «подарки». На улицах свысока манили пальцем понравившихся женщин. Чиновники и служащие присутственных мест сгибались в поклонах при виде американского либо британского паспорта. А полиции в подобной атмосфере скучать не приходилось. Убийства, кражи, разборки между преступными группировками, проституция.

Мюллер не был дипломированным криминалистом, поэтому оставался все в той же низшей должности, ассистента. Но у него были другие ценные качества. Трудолюбие, упорство, «бульдожья» хватка. Мюнхенские преступники знали: если вцепился Мюллер — не отстанет. Он обладал превосходной профессиональной памятью. Досконально изучил преступный мир, знал все тонкости и особенности своей профессии. Французский исследователь Ж. Деларю так характеризует его методы: «малоинтеллигентный, но чрезвычайно упорный и упрямый», он «как опытный ремесленник преследовал свою жертву прямолинейно, с упорством сторожевого пса, загоняя ее в круг, из которого не было выхода».

Что ж, он и впрямь был детективом не «шерлок-холмсовского» типа. Заумных «дедуктивных методов» не применял. Больше он походил на полицейских Чапека — мы уже упоминали, что как раз романы Чапека он полюбил. Полицейских «серых», невзрачных, расследующих преступления без эффектных ходов, кропотливо, на основании только лишь собственного опыта. Уже знающих по почерку преступления примерный круг подозреваемых. И где искать этих подозреваемых. Умеющих «дожать» на допросе, чтобы виновный раскололся. Но при этом добивающихся куда более эффективных результатов, чем высокоученые интеллектуалы с их «дедукцией» и «индукцией».