По следам тунгусской катастрофы

Первые пятьдесят минут мы шли, имея определенный запас мускульной энергии, с пятьдесят первой минуты основным движущим рычагом являлось упрямство. Виктор Краснов, пыхтя и отдуваясь, вдруг без всякой видимой надобности стал утверждать, что он ни чуточки не устал и что, ежели надо, он еще не столько пройдет. Демин совершенно взмок от пота. Леня Шикалов неожиданно вспомнил, что ему нужно переложить рюкзак и уселся на кочке вблизи тропы. Только Юра Кандыба продолжал отмеривать метры, беззаботно посвистывая, потряхивая огромным рюкзаком и посверкивая из-под широкой фетровой шляпы добродушным серым глазом. На шестьдесят пятой минуте беспрерывной ходьбы стало ясно, что Кражуркан провалился сквозь землю. Время остановилось. Как в первый день после нашего выхода с Чамбы, остались только рюкзак на плечах, взмокшая, облепленная гнусом спина впереди идущего и стволы поваленных деревьев под ногами.

К Кражуркану вышли на семьдесят восьмой минуте непрерывного марша. Кроме Юры Кандыбы, все так устали, что даже не в состоянии были ругать виновника происшествия.

Хотя до Хушмы оставалось километра три, это расстояние мы ползли более двух часов. Перешли реку, углубились в густое мелколесье…

Взрывом повалены могучие лиственницы

Ноет спина, болят ноги, кажется, что идти больше нет никакой возможности. И как раз в эту минуту раздается голос Журавлева: «Внимание! Впереди — Пристань!». Через три минуты мы сбрасываем свои рюкзаки у порога избы Кулика.

Груз переброшен. Мы у цели. Остается только ждать. лакурскую группу, которая вот-вот должна подойти, а там снова начнутся разлука и скитания маршрутными группами. Строим планы на ближайшие дни. Приходим к заключению, что терять время нечего и что назавтра трое из нас — Краснов, Демин и я — пойдем в центр катастрофы, в район Южного болота и Метеоритной заимки и проведем первую радиологическую разведку в этом районе. Пока что наши радиометры молчат, говоря точнее, они показывают обычные фоновые цифры, которые мы видели и в Ванаваре, и на Чамбе, и на всем пути до Пристани.

Редкий случай, когда мы собрались все вместе. Со стороны, наверное, наша компания имеет диковинный вид: все загорели, исхудали, изрядно оборвались, многих украшают бороды. Особенно пышная борода у Краснова. Каждое утро, достав крошечный осколок зеркала, Виктор любуется на себя и удовлетворенно сообщает, что его борода увеличилась на несколько миллиметров. До Черномора, правда, ему еще далеко, но детей пугать можно. Виктор Журавлев бороду сбрил под натиском Руфины. Странная эволюция произошла с Димой Деминым и Володей Матушевским. Надо сказать, что оба являются убежденными поклонниками системы йогов. С этой системой я не знаком, и немалым было мое изумление, когда я как-то рано утром на Чамбе, вылезши из палатки, увидел Демина с Матушевским стоящими на одной ноге с выражением величайшего блаженства на лицах. Вначале мне пришла в голову дикая мысль, что оба приятеля слегка повредились от обилия путевых впечатлений. Однако из краткого опроса удалось установить, что они в твердом уме и здравой памяти, а их странные позы объясняются тем, что они проделывают гимнастику по системе йогов.

Насколько я мог уразуметь, помимо стояния на одной ноге, эта система включала в себя также периодическое продувание ноздрей. Дима утверждал, что таким путем ему удалось вылечить гастрит, чему я не смею не верить. Система йогов распространялась также и на принятие пищи. Особое внимание Дима уделял двум положениям: во-первых, пища должна мелко пережевываться, во-вторых, настоящий йог после еды должен ощущать «приятное чувство голода». Надо сказать, что с момента начала работы «приятное чувство голода» редко покидало нас, и в этом смысле мы все в какой-то степени стали йогами. Но, боюсь, что Дима с Володей испытывали это удовольствие чаще, чем другие, так как мелкое пережевывание пищи приводило к тому, что котел оказывался пуст раньше, чем того желали йоги (ели мы все из одного котла).

Река Хушма

Йоги держались дня три. На четвертый день они перестали мелко пережевывать пищу, на шестой — было отменено стояние на одной ноге, а на восьмой день — йог Дима забыл умыться, хотя и продолжал периодически продувать ноздри.

Думаю, что и я со стороны выгляжу не лучше, чем все остальные, хотя бороду и не отрастил.

Сейчас вечер. Кругом необычайная тишина, только чуть слышно шепчутся вершины сосен да вдали журчит на камнях беспокойная Хушма. Мы сидим у большого костра, разложенного вблизи стоянки. Кругом разбросаны рюкзаки, сушится одежда, уткнув носы в передние лапы, чутко спят густошерстые лайки. В такие вечера хорошо думается и еще лучше — поется. Чаще других заводит песню Дима. У него приятный грудной баритон, и поет он, задумчиво глядя на меркнущие огоньки костра большими, чуть мрачноватыми, глазами.

Где теперь ты по свету скитаешься
С молотком, с рюкзаком за спиной
И в какую сторону заброшена
Беспокойною нашей судьбой?