По следам золотого идола

— А посмотри, до чего же ты бульдозер довел? Кругом и масло, и топливо подтекают! Немудрено, что как факел дизель вспыхнул. А где боковина капота? Из-за твоей халатности хорошие парни головами рисковали!

Это про нас, про Митьку и про меня. Не могу утаить — слышать это было очень и очень приятно.

Запись 6

Знала бы мама, чем придется здесь заниматься, какие изгибы лежат на пути к золотому идолу! В общем, пожар дальше защитной полосы не пошел. Встречный пал, минерализованная полоса и все другие наши усилия не пропали даром: Слобода и огромный массив примыкающего к ней «делового» леса были спасены от прожорливого огня. Уже поздним вечером все участники баталии, кроме оставленных на всякий случай постовых, собрались домой. В кузов грузовика набилось порядочно народу.

Все были изрядно закопчены; не знаю, как кто, а я еле на ногах держался. Но ехали весело, с шутками. Песни пели. Старые песни. Почему только старые песни? Я подумал об этом и понял: новые песни, которые молодежь, то есть мы, уважает и чтит, — они, может быть, тоньше, интимнее, они обращены к сложным оттенкам чувств. Хорошо спеть песню Таривердиева или Тухманова в тесном кругу в городской квартире или, в лучшем случае, у костра под гитару. «Мне кажется, что вы больны не мной» спеть в громыхающем, подпрыгивающем на поперечных бревнах таежной лежневки КрАЗе нельзя, да она и не нужна там.

Зато с каким наслаждением мы пели «Катюшу»! И еще старинную солдатскую «Взвейтесь, соколы, орлами, полно горе горевать». Вот это да! Это музыка!

У конторы стояла Инга в платочке, завязанном, как у всех деревенских. Увидев нас, она, попытавшись оттянуть в сторону туго натянутую на бедрах ткань брюк, сделала книксен.

— Привет героям-ударникам! Ваша милость, говорят, изволили отличиться?

Деревня есть деревня! Не знаю, как и откуда, но здесь уже все знали. Как можно небрежнее я ответил:

— Приветик!

А сам сделал шаг в сторону и широким жестом показал на Липского — так в цирке делают артисты, если им охотно и долго аплодируют.

— Вот он, главный герой дня! Я только ассистировал. Ну, а как там, на ферме, освоила трудовой процесс?

— Жуть! Но зверушки очень милые. Ой! Я сначала хотела было приголубить одного, ути, говорю, мой серебряный, руку протягиваю, а он зубы оскалил и зашипел. Злюка!

— А ты думала, что и на диких зверей твои чары действуют? — засмеялся Дмитрий.

— Ничего, я их приручу! По струнке будут ходить!

— А что, и приручит! — восторгался Павел.

Тем временем небо совсем потемнело, послышался легкий шорох. Я повернул руку ладонью кверху, и на нее звонко шлепнулась тяжелая капля. Внезапно налетевшая с запада туча словно распорола свое брюхо об острые пики елей и теперь щедро расставалась со своим грузом; кто-то крикнул:

— Разбегайтесь, зальет!

Так закончился наш первый трудовой день. За ним последовали другие. Изменение капризной, как малое дитя, северной погоды стало сводить на нет пожарную опасность, и на первый план выплыли другие задачи, другие заботы. Каждый день мы работали в лесу под руководством Павла или дяди Сергеева, а то и все вместе, гужом. Хлопот было много. Чинили, готовили к осенне-зимней охоте разбросанные по лесам лабазы, делали кормушки, таскали в тайгу и раскладывали для зверья глыбы соли-лизунца, устраивали засидки, помосты.

Несколько раз случайно сталкивался на улице с Аленкой, толковали о том о сем. Мне даже показалось, что девушка как-то умеет оказываться в нужном месте и в нужный момент. То есть самому-то, может, эта мысль в голову и не пришла, если бы президент фирмы не спросил, когда мы были с ним наедине:

— Так все же, товарищ донжуан, просвети руководство фирмы относительно проблемы — Инга или Алена?

И подмигнул самым бессовестным образом, увидев, что я заливаюсь краской до самых пят. Ну не мог же я отрицать, что мне и впрямь приятны эти встречи и разговоры с Аленкой! Так и не дождавшись ответа, Андрей притворно вздохнул:

— Эх, юность! Все-то кажется голубым и розовым, и каждый попавший в поле, так сказать, жизненного зрения объект противоположного полу неизменно вызывает пылкие чувства. И вот уже в груди пожар, власы подъяты в беспорядке… Хорошо! Прекрасно даже!

— А кто-то ведь доказывал, — осторожно сказал я, — что юность — всего лишь прихожая в настоящий мир, мир взрослых, своего рода предбанник, а? И что топтаться в прихожей глупо. В поезде еще, по-моему, это многим запомнилось.

— Зависть, Вася! Хорошая зависть к тому, что для себя самого уже невозможно. Ты говоришь, доказывал. Ну и что? Любовь, женщины, возраст. Это же извечные, огромнейшие, мировые, непреходящие проблемы. Неужели ты думаешь, что мы, пятеро молодых людей, проведя несколько дискуссий в дороге и у костра, смогли найти рецепт, панацею, ключи к решению этих сложнейших проблем? Ну, высказались с разных позиций; я свою точку зрения, сложившуюся на тот момент, развил, и только.

Он положил мне руку на плечо, слегка сжал, стал серьезным.