— И здесь пальцы наверняка остались, — ноготь оперативника ткнул в банку из-под клея. — Давай, скатай на черную пленочку… Думаю, тоже ЕГО.
— Скатаем, — равнодушно кивнул Бровков. — Ты часом не проголодался? Потом можешь колбаску доесть.
Раздался громкий звук. Женщина-железнодорожница с трудом подавила рвотный позыв.
— Ну, когда вы меня отпустите? — плачущим голосом в очередной раз взмолилась она. — Я вообще не могу на мертвяков смотреть, а тут такие страсти…
— Это вы зря, — успокаивающе сказал Калинов, повернув к понятой одутловатое лицо с навеки застывшим брюзгливым выражением. — Мертвые гораздо лучше живых. Никогда ничего плохого не делают…
И, повернувшись к безымянному следователю, уже другим — строгим и деловым тоном добавил:
— Раневые каналы глубиной до двадцати сантиметров. Скорей всего — традиционная самодельная финка…
Дятлов, внимательно глядя под ноги, медленно пошел вокруг остатков костра по расширяющейся спирали. Но, так ничего и не найдя, наткнулся на кинолога, безуспешно наклоняющего голову овчарки к земле.
— Ищи, Рекс, ищи! След, Рекс, след!
Пес фыркал и вырывался, шерсть на загривке встала дыбом.
— Ну, что тут у тебя?
— Не пойму, — растерянно ответил сержантик. — Никогда такого не было… Как будто боится… Видно, какой-то гадостью посыпали…
Опер провел пятерней по редеющим и к тому же крашеным волосам. Испитое морщинистое лицо, тусклый взгляд, — он выглядел гораздо старше своих лет. Как будто был не действующим капитаном милиции, а пенсионером-ветераном. Сейчас он чувствовал себя неудачником и испытывал нарастающее раздражение.
— Иди сюда, Паша! — окликнул его Калинов. — На третьем сорок пять ран, все колотые. А главное…
Тыльной стороной обтянутой резиной ладони судмедэксперт поправил очки. Кожу его лица покрывали черные точки, на щеке росла бородавка.
— Похоже, его того… Ну, сам понимаешь…
— Что я понимаю?! — дал выход раздражению Дятлов. — У меня уже все эти загадки знаешь, где сидят? Давай, Калинов, не темни!
— На трупе номер три имеются признаки посмертного мужеложства, — официальным тоном сказал дуборез. — Сейчас попробую взять мазок… Если там не спазмировалось…
Понятая в железнодорожной форме отбежала в сторону и согнулась. Ее вырвало. Следак[7] заметно побледнел и перестал писать.
— Какой же гад мог все это сделать?!
Крашеный капитан пожал плечами.
— Такой же труболет, как эти…
Молодой человек сморщился, словно от зубной боли.
— Ничего не понимаю! Это что же получается? Бродяги, бомжи, у них ничего нет… А ОН у них и колбасу отнял, и пойло, и одежду, и обувь, и убил, да ещё это…
Дятлов цинично усмехнулся с высоты своего двадцатилетнего оперативного стажа. Настроение улучшалось. В конце концов, он находился в своей стихии. Кровавой, гнусной, мерзкой, но привычной и хорошо знакомой. Пожалуй, только в такой обстановке он чувствовал себя, как рыба в воде. Особенно, если представлялась возможность кого-нибудь просветить.
— А что особенного? Запомни: все, что нужно человеку, он может получить от других людей!
— Прям-таки все? — не поверил зеленый следак.
— Все, все! — подтвердил капитан. — Авторитет. Уважение или страх, что для многих одно и то же… Деньги, секс… Кровь… Мне как-то переливали донорскую… Даже мясо!
— Как мясо?!
— Обыкновенно. Зеки часто едят друг друга… Иногда по необходимости: возьмут лоха в побег и сожрут. «Корова» называется. Иногда из блатовства, чтобы крутость свою показать, чтобы все боялись…
Оперативник вдруг осекся.
— Я знаешь, что думаю? Если б не эта колбаса, ОН бы вырезал у того, кто потолще, филейчик, зажарил и съел…
Вытирающая губы платком железнодорожница снова согнулась и с утробным рыком шарахнулась в сторону. Дятлов не обратил на это внимания.
— Сто пудов, так бы и сделал! Просто потому, что ему так надо! Ну, зверюга! Ты знаешь, мне такие еще не попадались!
Крашеный капитан оживился, глаза лихорадочно заблестели. Так преображается наркоман после желанной дозы морфина.
— Ну, что у тебя, Калинов? — пружинисто подскочил он к судмедэксперту.
— Не знаю, — вяло отозвался тот, с треском стягивая резиновые перчатки. — Мазок взял, а там видно будет. Биологию сделаем, вскрытие, тогда все и станет ясно…
— Это «тогда», а мне сейчас надо! — явно недовольный, опер так же пружинисто подскочил к криминалисту, который через мощную лупу задумчиво рассматривал на свет две дактилопленки попеременно. На каждой проступали характерные овальные пятна контрастного порошка.
— Ну что, есть?
Бровков неопределенно пожал плечами.
— Есть-то оно есть, да не знаю, как его съесть… Похоже, ОН был в перчатках. Тонких кожаных перчатках. Может, лайка хорошей выработки, может, замша…
— Да откуда у такого хищника лайковые перчатки?! — изумился Дятлов.
— Не знаю, это уже не ко мне вопрос. Только вот что я точно знаю: папиллярные линии бывают завитковые, петлевидные или дуговые. А тут какой-то узор есть, но непонятно какой… Я за пятнадцать лет таких никогда не видел. Скорей всего, это кожа перчаток пропечаталась…
— Постой, постой! Перчатки вообще следов не оставляют! Там же мертвая кожа, без пота и жира!